Где-то между Джанкоем и Керчью сосед по купе купил газету.
– Смотри, статья о том месте, куда ты едешь.
"Керченский рабочий" писал: "Вот уже несколько лет стоит во главе небольшого коллектива пансионата Александр Никитович Иванов – энергичный человек, которому до всего есть дело. Невозможно представить себе его сидящим на одном месте"...
В живописнейшем уголке Крыма между мысами Фонарь и Варзовка (Борзовка) меня ждал незабываемый июль, переходящий в август. И не только потому, что был отдых, море, дегустации виноградного и те, у которых "в прошлом – декольте, в будущем – тоже декольте", и "ни о каких обязательствах не может быть тут речи, кроме обязательства содержать в чистоте бюст и шею"!
В развитие темы Салтыков-Щедрин продолжал:
"Я знаю даже старушек, у которых, подобно старым ассигнациям, оба нумера давно потеряны, да и портрет поврежден, но которые, тем не менее, подчиняли себя всем огорчениям курсового лечения, потому что нигде, кроме курортов, нельзя встретить такую массу мужских панталон, и, стало быть, нигде нельзя так целесообразно освежить потухающее воображение".
Очень большой соблазн продолжить исследование и самому. Но не это, тем не менее, не это стало главным в то памятное посещение благодатного края…
На видном месте перед кабинетом директора пансионата "Свет маяка" – волошинские строки:
Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог…
И я переступил порог. Где я уже видел этот открытый овал лица с высоким лбом и волевым, но не выступающим подбородком, эти живые, искрящиеся доброжелательностью глаза? Где видел этого человека еще молодым, в необычном для "прохладных келий" окружении?
Да, да – на фотографии рядом с махиной горячего паровоза! Ну, да – в музее истории локомотивного ордена "Знак Почета" имени П. Ф. Кривоноса депо Славянск! Причем в двух экспозициях: "Стахановско-кривоносовское движение" и "Великая Отечественная война".
История, как домовой – все слышали, никто не видел.
Конечно, я при посещении музея не запомнил "редкую" фамилию Иванова, как одного из первых последователей П. Ф. Кривоноса. Ведь Ивановы прочно занимают первое место в таблице частности русских фамилий.
Тогда я обратил внимание лишь на выправку и необычную фуражку.
Но сейчас, пожимая руку Александра Никитовича, увидел засушенного краба в серванте, флотскую мичманку рядом, и вспомнил, если не все, то многое.
Часами беседовали мы с Александром Никитовичем, много заметок увез я с собой. Какое счастье, что не забросил их в "сафьянные портфели".
В 1933 году Александр Иванов окончил школу фабрично-заводского обучения. Сначала слесарил в депо, а по достижении восемнадцати стал поездным кочегаром.
В 1937-м, всего в 21 год, впервые по-хозяйски сел за правое крыло комсомольского паровоза, впервые услышал от окружающих уважительные обращения – "механик" или "Никитович". В таком возрасте это было большой редкостью. Александр Никитович представлял третье поколение династии машинистов.
Вот смотрят его отец и дед, молодые, как все мы на старых фотоснимках. В форме с регалиями, в щегольских фуражках, исполненные важности того, что им доверили. Будто готовы прямо сейчас рассекать встречный простор на своих декаподах.
Незабываема для Александра первая самостоятельная поездка.
Протяжный свисток разорвал тишину вечера. Солнце зашло, и зеленый огонек светофора стал ярче. Механик перевел реверс и открыл регулятор. Пар струями ударил из цилиндров. Окутал машину. Из трубы вырвалось тяжелое, медленное: ччах. С каждым метром поезд набирает ход. Машинист закрывает продувательные краны. Паровоз раскачивается, скрипят железные суставы.
Но все веселее из трубы: чах-чах. Проходит время, и уже отработанный пар, вылетая, отдает барабанной дробью: ча-ча-ча! Труба с небом разговаривает, – говорят паровозники.
Ах, этот разгон, когда в нетерпении быстро, но плавно, зубок за зубком открываешь регулятор, борясь с неповоротливой инерцией угрюмых вагонов, раскачиваешь до того, что они начинают радостно постукивать и уже готовы за тобой хоть на край света!
Льются навстречу рельсовые ручьи, бегут в посадках красно-золотые рябины, и кажется, что некий ветер других измерений овевает лицо.
Здравствуй, земля родная, здравствуй дорога! Спасибо, железная, за счастье делать эту нелегкую и ответственную работу: за плечами не просто тысячетонная махина, – многомиллионной цены груз, бесценные судьбы людские!
Но призвали в армию, и четыре года ходил в моряках на Дальнем Востоке. Помнит, как завораживала необычность самого звучания морских терминов. В селе оглобля, здесь – вымбовка, травить – а не врать, не кухня – камбуз, не повар – кок, хотя в английском и еще одно значение есть, не сортир – гальюн, не лестница – трап, не компас – компáс, не песочные часы – склянки, которые ежечасно отбивает корабельный колокол. Не говоря уже о баке, спардеке и юте, о киле, ватерлинии и гакаборте, о перлинях, фалах и кранцах. А – фордевинд, шкентель, оверштаг, нактоуз, гандшпуг, бензель, дейдвуды!
Правда, дни и ночи службы оказались не очень сладкими, гладкими, а даже наоборот, как швабра, шершавыми, со вкусом пота. Первый же построивший салаг мичман приказал: "Все, что было на гражданке, забыть!" И пошли, понеслись – учеба, приборки, присяга, все более продолжительные встречи с морской стихией – на веслах и под парусом, на лошадиных силах. И опять – учеба, вахты, наряды, караулы, авралы, полундры и постоянные "есть!" Но – назвался груздем, не гоже менять галсы.
По сей день отводит он душу только при встречах с братом, который тоже моряк славянского разлива, капитан второго ранга в отставке. Живет в Севастополе. Ездит к нему в гости Александр, и много лет в ателье заказывает железнодорожную фуражку с морским покроем. Мичманку. Здорово смотрится. Моряк железнодорожного флота!
Из дальневосточия Иванов в начале 1941 года возвратился в Славянск, продолжал работать в депо. Но грянула Великая Отечественная. И Александр вновь призван и направлен в стрелковую дивизию машинистом бронепоезда под команду будущего Героя Советского Союза капитана Х. Х. Ибрагимова.
Огненными машинистами называли тех, кто водил бронепоезда. Их использовали на советско-германском фронте обе воюющие державы. С нашей стороны воевало более 200 бронепоездов.
Воевать пришлось в Донбассе в нескольких десятках километров от родного города.
В одну из морозных ночей был получен приказ: разгромить группировку противника, только что захватившую станцию Боржиковка. Бронепоезд подошел на близкое расстояние и обрушил на врага всю огневую мощь.
Фашисты уже расположились на ночлег. Они не ожидали такой дерзости, и понесли большие потери. Но боеприпасы были на исходе, и командир телефонировал машинисту: "Отходить обратно, в Алмазную!"
Бронепоезд шел полным ходом, когда Иванов заметил, что блестящие впереди под луной две нитки пути прерываются. Он мгновенно гребанул рукоятку крана машиниста в положение экстренного торможения, остановился платформами у самого разрыва колеи. Раздался телефонный звонок, Ибрагимов кричал:
– В чем дело? Мы под огнем!
– Впереди разрушен путь. Они отрезали нам путь отхода!
В штабе правильно поняли ситуацию: если так, то ожидай мотопехоту, а то и танки. Последовал приказ:
– Бронепоезд взорвать. Личному составу приготовиться к бою, пробиваться к своим.
В этой критической обстановке у Александра, не потерявшего самообладания, созрело свое решение:
– Товарищ капитан, враг пока только палит из пушек и минометов и то не прицельно. Танков, может, и не будет. Жаль губить бронепоезд.
– Конечно… – командир задумался.
– Разрешите разведать место повреждения, вдруг удастся устранить?
– Разрешаю, только быстро, – как отрезал Ибрагимов.
Иванов опустился через нижний люк, пополз и увидел: вырван взрывом один рельс метровой длины и другой – в полтора метра. Вернулся, доложил:
– Рельсы заменить быстро невозможно. Предлагаю вместо них уложить и закрепить костылями обрезки шпал.
– Действуйте, но быстро. Даю в помощь двух бойцов. Немцы наверняка уже двинулись сюда. Так что в ваших руках жизнь всего экипажа!
Три смельчака поползли по мерзлому балласту, толкая впереди себя обрезки шпал и инструменты. С обеих сторон – разрывы артиллерийских снарядов и мин. Неровен час… Но добрались, удлиненными костылями укрепили куски шпал в прогалине рельсов.
А тут стали сбываться худшие опасения: немцы бросили танки с пехотой, которые, приближаясь, вели на ходу пока неприцельный огонь.
И Александр начал движение через разлом рельсов, как через разлом судьбы, не своей, – почти сотни бойцов броневой крепости! Ведь заметив, что бронепоезд начал двигаться, танки рванулись к нему. Кто быстрее?
А как быстрее? Если можно лишь двигаться, будто ощупью колесами по разлому? На самом малом ходу передние бронеплощадки проползли благополучно. Только паровозная колесная пара наехала на смоленое дерево, как оно затрещали. Почти стотонная махина "Овечки" покачнулась!
Нервы у всех напряглись до предела. Никто не додумывал, что будет, если паровоз сойдет с колеи… "Быть или не быть?" – совсем не банальный вопрос, когда он касается твоей собственной неповторимой жизни, которая вся в умелых или не очень руках машиниста.
Ну, машинист, что же ты медлишь?
Да, медлит, так надо! Но не от обессилившего страха, не мандражит. Сосредоточен. Концентрирует сноровку, чтобы плавно, но быстро добавить пару по цилиндрам, качнув левой рукой регулятор, а правой вращая реверс ровно настолько, чтобы не зависнуть в разломе, и не соскочить в буксовании с рельсовых ниток.
Вот мгновенно перехватывает пальцами освободившейся левой кран песочницы. Шея вывернута через подлокотник в окно: как там они перекатываются, колесные пары, через сминаемое дерево?
Теперь, плавно, ювелирно подавая рукояточку вперед, надо подсыпать, то-онкую струйку песка прямо в точки неустойчивого контакта колес с рельсами и этими, не дай Бог не выдержат! – полушпалками…
Прошел паровоз и задняя бронеплощадка, остались две контрольные платформы по ту сторону разлома, когда два танка с крестами показались из-за лесопосадки. Но уже можно было дать по ним залп, не причинивший, конечно, им вреда, но и не позволивший прицельно расстрелять набиравший ходá бронепоезд.
Миновав опасное место, отстреливаясь последними снарядами, "гросспанцер" вырвался из ловушки…
За смелость и находчивость командование наградило машиниста Александра Иванова медалью "За боевые заслуги".
При отступлении наших войск в Попасной остались десятки вагонов с фронтовыми грузами. Созрел план – отбить их у пока немногочисленных на станции врагов.
Когда обсуждали детали операции, Александр Иванов под одобрительные взгляды команды заявил:
– Горячая работа – это по нашей части!
На большой скорости приблизились, перевели входные стрелки и ворвались на станцию. Хаотично отстреливающиеся гитлеровцы выдавали себя, и их немедленно накрывали огнем с бронеплощадок. Отдельным паровозом собрали вагоны с наиболее ценным грузом и под прикрытием бронепоезда увезли в Алмазную.
В январе 1942 года – очередной рейд под Дебальцево. В ответ на массированный обстрел позиций немцы выслали к бронепоезду подрывников. Пулеметчик передней площадки успешно отражал наступление, но вдруг пулеметная точка замолкла.
Александр, пригибаясь, перебежал туда и увидел убитым весь расчет. Иванов сам лег за пулемет, и вновь пули выстроились в смертоносные очереди.
А что было потом, Александр не помнил. Очнулся в госпитале, почувствовав боль в руке и бедре – последствия тяжелого ранения и контузии от взрыва мины. Навестивший его Ибрагимов с ходу упрекнул:
– В другое время получил бы от меня за самовольство! А теперь поздравляю: наградили тебя орденом Красной Звезды.
После многомесячного лечения Александр был зачислен в паровозную колонну особого резерва НКПС № 32, которая обслуживала фронты у Сталинграда.
Пришлось хлебнуть горячего досыта и здесь…
Всего не расскажешь.
После освобождения Украины Александр Иванов вернулся в родное депо. За успешное выполнение заданий по перевозке воинских грузов в 1945 году был награжден орденом Отечественной войны II степени.
Как одному из лучших машинистов, Иванову доверили водить пассажирские поезда на главном курортном направлении Москва–Кавказ. Это и высокая честь, и строгий график работы, позволяющий хорошо организовать домашние дела, отдых, учебу.
На тяговом плече протяженностью 312 километров не сосчитать станций, светофоров, переездов, посадочных платформ, гордящихся тем, что даже скорые поезда вынуждены проходить мимо них. После первых поездок хотелось хлопцам лишь спать без задних ног. Потом пообвыкли, начали выходить из бригадного дома в город.
Удивительный город Ростов-на-Дону. Во всех населенных пунктах были улицы имени Ленина, а там – нет. От вокзала шла улица Энгельса. И поездной кочегар Грыць Бурлак, проведший детство на улице Ленина в Джанкое, у которого и в молчании слышалось косноязычие, произносил это название так, что звучало: "Пройдэмо по Гэббельса"!
Проходили до проспекта Буденного, сворачивали к центральному рынку, где, помнится, все плодоовощное богатство появлялось недели на две раньше, чем в Донбассе. Покупали, везли с собой, чтобы побаловать домашних.
Осенью 1948 года Александр Никитович написал заявление на имя начальника дороги: "Позвольте мне в суровых условиях зимы добиться образцового вождения тяжеловесных маршрутов". И принял грузовой паровоз серии ФД21–3149, и показал пример, и стал инициатором массового движения за 500-километровый среднесуточный пробег локомотивов на железных дорогах страны.
Дорожная газета "Магистраль угля" призывала: "Следуйте примеру пятисотника Александра Иванова!" Послевоенный новаторский труд А. Н. Иванова был отмечен ежегодными "наркомовскими" премиями, двумя медалями и, в числе других нагрудных знаков МПС, вторым значком "Почетному железнодорожнику", что было редчайшим случаем в практике чествования лучших тружеников стальных магистралей страны.
Но и это благополучие оставил Александр Никитович – неугомонная душа. Тянуло к морю. И семья Ивановых перебралась в Крым.
В шестидесятых машинист 1 класса Александр Никитович водил пассажирские поезда в депо Керчь. 210 километров до Джанкоя. И от него через Остряково и Симферополь до Севастополя – 169, от Остряково до Евпатории – 60.
Уволившись на пенсию, снова не остался Александр Никитович в стороне от необходимой другим работы: стал директором пансионата "Свет маяка". Здесь в начале августа мы с Александром Никитовичем Ивановым, бывшие машинисты, и отметили очередной День железнодорожника.
И вспомнили не благополучные пассажирские поездки, когда по перрону несся тонкий аромат от курортных дам, использующих каждую стоянку, чтобы поразить друг дружку богатством расшитых пижам и халатов, и даже не волнующие мгновения, когда главный кондуктор давал отправление скорого поезда свистком, висящим на красном крученом аксельбанте…
Вспомнили огненные рейды бронепоездов, веселую карусель "безводных" рейсов пятисотников "по кольцу", помощников, друзей и последователей во многих депо, на многих перегонах и станциях Крыма и всей "Укрзализныци".
Вот, съездил на море... Никогда, ни раньше, ни позже не было такого отдохновения души и тела!