Туда, где никто из нас не был,
Туда, где на всё есть ответ,
Зовёт необъятное небо –
Всего восемнадцати лет!
|
200VIII
ПРОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОЛОГ
Богиня молодости Ювента оберегает каждого, кто хочет быть творчески юным в постоянно меняющемся мире
В одном столичном граде, о котором достоверно известно, что это не Рига и не Таллинн, несколько лет назад была организована первая в той стороне русская гимназия. Назвали ее – «Ювента» – по имени древнеримской богини юности.
Именно в Ее честь подданные Империи веселились на своих Ювеналиях – юношеских праздниках с играми, театральными представлениями, творческими конкурсами. Блистал на них и классик сатиры Децим (упаси, Бог, не – Децел!) Юний Ювенал.
Недавно меня, любителя ювенального творчества, но профессионального литератора, члена Союза писателей России, живущего в упомянутом городе, пригласили на Ювеналии в День открытых дверей гимназии «Ювента».
Посетил несколько показательных уроков, выставок и представлений творческих проектов, куда был направлен директрисой (или директором от лат. dirigere– направлять). Убедился, что: Когда направленно ускорен Весь труд – от слов до экзерсиса,
Директор ты иль директриса –
Не суффикс главное, но корень!..
Гостеприимные хозяева предложили мне возглавить жюри литературного конкурса «Ювенальный марафон», который пришел к финишу. Так вот для чего «заманили»!
Оказывается, собралось более сотни произведений, оценить которые педагоги собственным разумением не брались. Точнее, впопыхах схватились все и чуть не перессорились: каждый тянул из «попыхов» ленту лауреатства в сторону своих.
Как бы то ни было, компакт-диск, на котором записаны под девизами тексты всех конкурсных произведений по номинациям прозы, оказался передо мной…
И вот покончено с неопределенностью: наконец, составлен список финалистов. Но тут по закону подлости, сформулированному еще Ювеналом, резко изменились возможности награждения победителей.
Министерство образования проблем юного поколения предписало излагать в с е предметы в русских школах не на русском языке, как было раньше, а на государственном! И отказалось финансировать проект, невзирая на то, что объявление конкурса два года назад было согласовано…
Мне трудно и больно говорить о том, что во всех городах и весях с подачи образованцев национальные школы отыгрывают всё и вся у русских с крупным счетом, еще больнее – о снижении качества русскоязычного обучения в стране. Которая была лицом Восточной Европы, а в итоге интенсивного маразвития стала задом Западной.
На этом фоне помощь юным талантам русской гимназии становилась делом чести… если имя тебе – русский писатель.
И я выбрал и сгруппировал четыре десятка лучших произведений с тем, чтобы издать их. Миниатюры на школьные темы, юморески, пародии, остроумные фразы, окказионализмы, сарказмы, ирония и сатира, другие наблюдечки с голубой каемочкой преподнесены так, что многими птенцами «Ювенты» мог бы гордиться и великий Ювенал.
Как было назвать подборку? Так и назвал – «Гордился б нами Ювенал»!
В прошлом году в конкурсе «Добрая лира» сборник получил премию Педагогического признания,в 2008-мсобрание произведений лауреатов было опубликовано издательством «Лема» (Спб), к сожалению, без гонорара. Поиски спонсоров для достойного издания были почти в апогее неудач, когда в октябре состоялась презентация международных литературных проектов, поддерживаемых и инициированных Фондом Первого Президента России Б. Н. Ельцина.
И решил представить я отредактированный сборник номинантов гимназического состязания в номинацию «Малая проза» престижной «Русской премии», цель которойкак нельзя точно совпала с моей!
Ура! Вот она перед Тобой, Читатель, книга "Гордился б нами Ювенал".
В начале ее разделов представлены перечни вошедших в сборник произведений номинантов конкурса. Фамилии и девизы авторов не "засвечиваются", тем более что часто перу ("клаве" компа!) одного принадлежат несколько опусов, а один написан несколькими.
Автор тоже не удержался, чтобы не вставить и свое лыко в строку…
Если Ты, Читатель, не равнодушен к судьбе соотечественников в «Ювенте», то помоги выбрать самое-самое, тем реально поощрив литературное творчество юных талантов, не желающих здесь и сейчас забывать великий русский альма-язык!
Тебе остается, вняв содержанию очерка «Оценки, в натуре» из раздела «Вокруг внушаемых наук», поставить собственные оценки.
Итак, после захватывающего, «всеми глазами», чтения обсуди все части целого, поспорь с друзьями и результаты сообщи, пожалуйста, хотя бы по Е-мейлу:
er33@ya.ru Мое имя и отчество – Эрнест Александрович…
Успеха, Читатель, и, надеюсь, многих минут приятного общения с книжкой! Мы верим в Тебя – да воздастся каждому по перу и вере Его!
Веселое или доброе настроение при умственных занятиях служит лучшим условием их успеха. Плиний
Уважаемый читатель! Здесь Ты сможешь прочитать и оценить конкурсные произведения:
– Проще простого
– Педсоветы – Не туда
– Как делать уроки
– Оценки, в натуре!
– Уроки сна
– Гимнастика гимназистов – Они и есть
– Хорошо, когда рубишь
– Становление
– У кого была @, он ее любил
– Неопределенность
– Мистика и реальность
Проще простого
Нас научив ходить и говорить вначале,
Зачем хотите, чтоб сидели и молчали?
Новенького Вениамин Васильевич заметил сразу, как вошел в кабинет. Почему-то весь класс весело оглянулся на него. И даже когда здоровались, многие продолжали улыбаться.
– Все. Успокоились. Как тебя зовут? – обратился Вениамин Васильевич строго ко всем и со сдерживаемым неудовольствием – к новенькому.
– Нормально.
– А фамилия?
– Она очень трудная.
– А, может быть, ты преувеличиваешь? Ну-ка, все вспомнили "лошадиную" фамилию, которую забыл герой Антона Павловича Чехова, вспомнили, вспомнили…
После схлынувшего на миг оживления на Вениамина Васильевича обрушился вал голосов:
– Овсов!
– Вот – Овсов. Уж какой трудно-лошадиной представлялась, а оказалась проще простого.
– Ну, так моя еще проще.
– Но так не бывает, – возмутилась в Вениамине Васильевиче вся сущность мать-и-матики, – чтобы очень трудная и в то же время – еще проще.
– Бывает. Вот ведь есть же! – отпарировал новенький.
– Хорошо, – начал терять терпение Вениамин Васильевич, – выйди к доске, напиши, и мы разберемся: истина ли сложная иль простое ложное!
– Можно, я на бумажке напишу, – под смех класса потупился новенький.
– Хорошо, пиши, где тебе хочется, но сделай милость – побыстрее!
Прочитав, что он написал, Вениамин Васильевич понял – такое писать, где хочется, просто хулиганство, а вслух произносить – не то, что трудно или просто, – просто невозможно! Это уже не анекдот, в котором учительница тоже спросила новенького:
– Как твоя фамилия? – а тот:
– Угадайте. Она от слова, которое в рот берут.
– Выйди из класса!
– Да, Ложкин я, Ложкин!..
Хорошо, если б этот был какой-нибудь Вилкин. Или даже Тягныряднонащопопало…
С другой стороны, первые упоминания такой фамилии относились к временам Кирилла и Мефодия. Великие просветители только разобрали ее по буквам, которые в дальнейшем вместе с другими вошли в славянскую азбуку.
– Ты, что это, фамилию не поменяешь? В школе учился, теперь в гимназию пришел.
– А зачем? Мне еще лучше!
– Что – лучше? Учиться?
– Конечно!
– Как это? Почему?
– Сами поймете…
Ладно. И Вениамин Васильевич самозабвенно окунулся в двухтрубно вливающуюся в нарисованный бассейн жидкость, которая тут же выливалась через третью трубу. Цветными мелками написал условие задачи…
– Вениамин Васильевич, голубым не видно!
– Голубые могут пересесть на первый ряд!
Смех в классе не смолкает подозрительно долго. Что такое? Он оборачивается.
Ученики, прыская от смеха, глядят на так и не севшего на место новенького. Тот взмахом руки сгоняет с одной щеки привязавшуюся к нему муху, подставляет ей другую щеку, и муха садится! Цирк мушиный, и только.
– Это что еще?
Новенький мгновенно опускает руку и смиренно фиксирует взгляд мимо учителя на исписанную мелом доску. Вениамин Васильевич удовлетворенно возвращается в неутолимо опустошаемый бассейн.
Спохватывается и краем глаза выглядывает. Новенький, выпятив губу, дует на муху. К радости класса муха перелетает на другую щеку.
Вениамин Васильевич в сердцах бросает мел.
– Ты чем занимаешься?
– Ничем…
– А чем на уроке надо? Так, сейчас выйдешь отсюда весь!
Тот испуганно размахивается и бьет себя по щеке. Муха перелетает на другую! Под хохот всего класса.
– Выйди из класса!
Новенький выходит. Одномолчане успокаиваются. До конца урока еще двадцать минут, а Вениамину Васильевичу уже ничего не хочется объяснять. Но надо, и он наскоро заканчивает.
– Понятен принцип? Черенков, иди к доске. С задачником. Решай номер пятьсот семьдесят второй. Остальные тоже. В тетрадях.
Вениамин Васильевич отходит к окну, неприязненно оглядывая почти тифозный, разноцветно отрастающий причесон Черенкова. Тот идет, как Джордано Бруно за дровами, жалобно цепляясь взглядом за остающихся жить товарищей...
Но что такое? Почему опять смеются? Вениамин Васильевич отмахивается от мухи и сейчас только соображает, что отмахивается-то уже давно!
Тем временем муха устраивается у Вениамина Васильевича на лбу. Под прицелом двадцати дуплетов насмешливых глаз он медленно вытирает платком пальцы, потом лицо.
Улетела? Нет, опять усаживается. Под левым глазом. Вениамин Васильевич взмахивает рукой: может быть, испугается? Да и на часы надо бы взглянуть – скоро ли звонок?
– Еще десять минут! – ехидным полубасом сообщает Тункевич.
– Закрой рот!
– Дует?
Все верно – Вениамин Васильевич с мухой развлекает их не меньше, чем раньше новенький. Снимает очки, но пока протирает стекла, муха тут как тут, на кончике носа.
– Уже!
– Что? – вздрагивает Вениамин Васильевич. Но не муха!
– Решил! – радостно информирует Черенков. – Стирать?
Вениамин Васильевич совсем было забыл о задаче. А они, оказывается, все успевают (хоть много и неуспевающих): и за мушиной охотой следить, и за временем, и о бассейне решать, и стирать в нем!
– И чего ты так голову изукрасил? Все равно же в ней ничего нет.
– Как – нет? А опилки?
– И правда, – соглашается, заглядывая в конец задачника, Вениамин Васильевич. – Так, вот это у нас должно получиться, а как, я что-то не вижу!
– Ну, вот отсюда так, считатинг обратно, и вот так получим.
– Не понял!
– Ну, вот так, потом вот так через это, и еще вон там умножим!
– А! Понял!
Вениамин Васильевич улыбается, но нельзя расслабляться и упускать случая: выставив Черенкову оценку, "роняет" авторучку на пол. Лезет под стол – уж тут-то он это насекомое прихлопнет! И натыкается на глазные выстрелыши (от усердия или от сдерживаемого "хи-хи"?). Ими вооружена Веревкина, которая протягивает авторучку.
– Положи, как было… – в строгом замешательстве приказывает наставник.
– Кто кобыла?..
– Задание на дом! – вибрирующим голосом возвещает Вениамин Васильевич, отворачивается к доске, пишет на ней страницу и номера задач, а другой рукой… ну, да – отмахивается от мухи.
Класс неудержимо хохочет.
– Тише вы, по гимназии уроки идут! – говорит кто-то.
Ну, все, Вениамин Васильевич сдается! Падает на свой стул и хохочет...
Надо сказать, конечно, не все уроки так нескучно пролетали. Этот новенький и другие неудобства с собой принес.
Была у Вениамина Васильевича привычка перед тем, как вызвать ученика для "развития монологической речи", вести ручкой по фамилиям в журнале. Ведет это он сверху, все сидят шепотом, а те, фамилии которых он миновал, вздыхают облегченно: "Все! Не меня!"
А Вениамин Васильевич возьми да, дойдя до самого низу, ведет нервотрепинг обратно. Волна вздохов опять подкатывает к высокой прежней черте! Некоторые особо нервные не выдерживали: «Я больше не могу! Берите меня!», – и сами выскакивали к доске.
Но большинство еще на что-то или на кого-то надеялось:
– Где ты, друг или подруга,
Из несчастья вызволи,
Подними скорее руку,
Чтоб меня не вызвали!
От урока к уроку все больше хотелось и новенького проверить. Не на психику, на знание предмета. А как с такой фамилией вызвать? Пришлось даже от метода "нервной волны" отказаться. Не вызывал, и не вызывал. Аттестовать надо, и вызвать неудобно.
Наконец, неуловимый мыслитель поднимает вдруг руку. Вениамин Васильевич сразу:
– Пожалуйста! Отвечай, пожалуйста!
И тот ответил, конечно, блестяще: специально, видно, хитрец, подготовился. Вот так и пятерку получил: и за этот урок, и в четверти, и потом за год. И по другим предметам – так же. Проще простого.
Педсоветы
Вы говорите: дети меня утомляют. Вы правы. Вы поясняете: надо опускаться до их понятий. Опускаться, наклоняться, сгибаться, сжиматься. Ошибаетесь. Ни от того мы устаем, а оттого, что надо подниматься до их чувств. Подниматься, становиться на цыпочки, тянуться. Чтобы не обидеть. Я. Корчак
Сначала решили провести мероприятие, долженствующее приструнить неуспевающих.
– Сколько у тебя двоек? – спросил директор, председатель совета, у шестиклассника Крутикова.
– Всего? Вместе со вчерашней – десять…
Вениамин Васильевич в светлом настроении шепотом прокомментировал:
– Десять – не сто десять!
Директор строго взглянул в его сторону.
– Разрешите вопрос? – заминая неловкость, перестроился Вениамин Васильевич. – Крутиков, тебя кошмары по ночам не мучают, с такой успеваемостью?
Директор одобрительно кивнул и тоже уставился на вопрошаемого:
– Отвечай, Крутиков, отвечай!
– Нет, не мучают.
– А общее самочувствие как? В отчаянье не впадаешь? – вкрадчиво крался в неизвестном направлении Вениамин Васильевич.
– Не-а, не впадаю, – уже охотнее ответил Крутиков, – да я все знаю, только не помню!
– Вот, и это замечательно, – подхватил Вениамин Васильевич, – у человека десять двоек, а он не замечает, спит спокойно. Все зная, не гонит, просто с надеждой вглядывается в будущее!
Директор решительно перехватил инициативу:
– Хорошо, ты двойки думаешь исправлять?
– Думаю.
– Вот, у человека мечта есть! – опять взял не ту сторону Вениамин Васильевич.
Председатель педсовета повысил голос:
– Исправлять до какого срока? До потери пульса? Твоего или моего?.. – и, не дождавшись ответа, приказал:
– Крутиков, ты свободен, закрой дверь и выйди!
Но ученик сначала открыл дверь, вышел, только потом закрыл!
Директор, чуть не выйдя из себя, обернулся к Вениамину Васильевичу:
– Какая мечта?! Я был на последнем экзамене, где этот гонщик хватал то один билет, то другой, просматривая их. Пока я не вмешался…
– И помешали мечте осуществиться? Ведь, если он искал что-то, значит, что-то же и знал!
Следующим вызвали хулиганистого Недоковкина из восьмого «В», где классным был сам Воробейников, и претензии к воспитаннику пришлось излагать ему.
– Посмотрим, коллеги, замечания учителей в журнале. Так. Вот: «Озвучивал свои вопросы вслух на уроке литовского языка».
Гм, что в этом плохого? Подросток изъясняется на языке края, где он живет, на государственном языке говорит со своими единомышленниками…
– Вы читайте дальше, читайте!
– «На урок химии специально принес рубидий, чтобы устроить в воде взрыв».
Но, уважаемые, это же надо иметь целеустремленность и пламенную любовь к науке, чтобы найти и уговорить сработать мокрую взрывчатку!..
Еще замечание: «Веселился на уроке истории».
«Смех пуще печали делает нас рассудительными», – сказал кто-то из классиков. Рассудил, значит, молодой патриот, что не все в нашей истории так черно, есть и белые пятна…
Директор негодующим жестом прервал Вениамина Васильевича:
– Доколе такое может продолжаться?
– Да, в конце концов, за свое поведение надо отвечать… так, чтобы спросить боялись!
Директор нетерпеливо перевел взгляд на Недоковкина. Тот понял правильно. Кротко сказал: «До свидания», – и с достоинством вышел.
– Учеба – это труд, – назидательно и грозно начал разгон председатель педагогического совета, – и каждый из нас должен сделать все, чтобы…
– …учиться было трудно! – не смог притормозить учитель труда.
Педагоги рассмеялись. За ними хихикнули даже полномолчные представители ученической общественности. Это разрядило грозовую атмосферу.
Раздосадованный директор, все же, вспомнил вольтеровскую резюминку: "Что сделалось смешным, не может быть опасным". И постарался достойно парировать:
– Нет, недаром Конфуций говорил о таких, как вы, Вениамин Васильевич: "Встретишь учителя – убей его"!
Воробейникову хватило ума не мычать, промолчать.
Педсовет привычно вырулил к отчетам. Потом – к "Разному". Жизнь продолжалась!
Между прочим, здесь выразили свое отношение к введению платного обучения – перекрестясь! – авось, Всевышний не допустит! Заучиха прочитала выдержку из письма:
"Если бы решение вопроса, будут или нет моих дочерей насиловать формулами галогенирования ароматических углеводородов, зависело от того, что мне надо было заплатить сто рублей, то я бы не заплатил и пятака. И тогда появилась бы надежда, что это зомбирование и насилие, не подпитываемое экономически, приостановится".
Что тут началось! Ах, что тут началось!! И так уже отменили выплаты за выслугу лет! Что, это льготы? Какие льготы? Это просто система удерживания кадров, принятая во всем мире! Собираются обложить налогом землю, на которой стоит школа. А кто будет платить? Мы? Или опять родители?
Битый час члены потревоженного преподавейника клеймили всех и вся. Только Вениамин Васильевич задумчиво писал что-то на листе бумаги. Наконец, прислушался.
– Мы должны выработать одно мнение. Будем пытаться пробовать выяснять! В конце концов, нам вести учебный процесс!
– Вы знаете, куда? – ввернул свой вопрос и Вениамин Васильевич.
– Мы все должны идти в одном направлении!
– Одно направление, в котором идут все, это дорога на кладбище.
– Мы должны объединяться!
– С кем? Успокойтесь, уважаемые. Надо учитывать самое главное – мнение того, кто будет платить. Вот я и подумал, захотят ли родители платить хотя бы за… – он заглянул в бумажку, –
– так называемый, организационный момент;
– проверку домашнего письменного задания у чужих детей;
– ответ у доски не его ребенка;
– объяснение, из которого его дитя не все поняло;
– частую невозможность его отпрыску о чем-то спросить;
– дискомфорт, возникающий у ребенка, не готового работать в предложенном темпе;
– зависимость его мальчика или девочки, пропустивших уроки, от учителя;
– дополнительные занятия для ликвидации пробелов в знаниях, возникших не по вине его ребенка?
Нет и нет! Значит, думаем и кричим не о том. Думать надо над тем, чтобы даватель в преподавателе не выродился в брателя! Думать надо о сломе существующей системы обучения, о новых подходах, о реформах…
– А что, мы не думаем?
– Думали, думаем, и будем думать? Вопрос – доколе?! Может быть, введем для начала порядок перевода из класса в класс не по возрасту, а по способностям? Программа-то – на средний уровень подготовки учеников. Но есть: не успевающие за нею и более развитые, которые могли бы двигаться быстрее, но вынуждены топтаться на месте.
А если учесть личные качества молодых? И способные ребята смогут раньше переходить в старшие классы, раньше получить аттестат и продолжить образование в высшей школе. А недалекие жертвы педагогической настойчивости смогут и дальше соревноваться в тупости с себе подобными, посещая прежний коллектив. А?
И прислушались школьные работники. И даже в протокол записали: "Обобщить… представить… поручить… в рабочем порядке…"
Давно это было. Чуть ли не во времена совещания мышей, на котором решили навесить на шею коту колокольчик, упреждавший об опасности приближения. А кто его будет надевать, предложили решить в рабочем порядке! Что же, таков закон Грехэма: пустяковые вопросы решаются быстро, важные никогда не решаются. Поэтому воз и ныне там…
* * *
И здесь – тоже воз проблем-продлем. Вот новый педсовет собрался решать, поддержать ли митинг гимназистов. Они против преподавания всех предметов не на русском языке, как было раньше, а на государственном!
Вениамин Васильевич лежал дома с гриппом и "Законами Паркинсона". Хорошо, что не с птичьим и не с болезнью имени гиппократного однофамильца творца остроумных законов! Однако не мог оставаться в стороне, поднялся, сел за компьютер и отправил на имя председателя педсовета свои размышлизмы:
"Прошу коллег считать, что я "за" протест учащихся. Его надо логически сформулировать и представить в СМИ и в инстанции. Однако, я "против" нынешнего митингНового, "орального" метода его проявления.
Можно лишь сожалеть по поводу толкотни на улицах и площадях перед телекамерами с целью осуждения или поддержания чего бы то ни было. Как говорят блюстители – безобразие нарушать!
Чаще всего это лишь поход из ниоткуда в никуда, существо которого хорошо отражает один из ехидных плакатов: "Платформа есть, а рельсы?" Поход, показывающий, что собравшиеся имеют определенные взгляды на какой-нибудь вопрос, и только.
Поднятыми руками и скандированием лозунгов толпа отвергает связную речь и возвращается в каменный век к обезьяньему бормотанию. Обезьяна может проделать все это даже более успешно. А безразговорочный аргумент против жестикуляции вообще основан на предположении, что гримасы и размахивание руками – это умственная лень.
Эта страсть митинговая –
Первобытно не новая.
Поплакатная, устная –
Отражение чувства ли?
И мышление стадное –
Вряд кому-либо надное.
Первый принцип учености, предложенный Сократом и разработанный Аристотелем – это признание человеком недостаточности его знаний. Наши подопечные учатся для того, чтобы узнавать.
Их убеждения по мере обретения должны подкрепляться логически, фактами, которые они готовятся доказать. Утверждение не станет истиной лишь оттого, что они повторят его снова и снова. Оно не приблизится к истине, даже если поставить его на голосование.
Основатель мира познания Сократ никогда ничего не утверждал категорически. Ссылаясь на свое неведение, он просто задавал вопросы. Наши воспитанники намерены в качестве основного доказательства использовать горло и плакаты: "Долой "Да здравствует", "Да здравствует "Долой", – или того круче…
Не хлебом единым,
Который едим мы,
Жив мир – нам твердили стократ.
Самим не пора ли
Отведать морали,
Как принял цикуту Сократ?
Мешал он всем умным –
Великие думы
Являлись не только ему.
Мешал и кретинам,
Сомненьем глубинным
Тревожа рутинную тьму.
Мешал тем, кто верил,
Правдивостью меря
Майевтики скрытый предел,
И тем, кто не верил, –
Что требовал веры
В единство раздумий и дел.
Врага всякой догмы –
Как любим богов мы! –
Столпом объявили его...
А вы заявляли:
"Одно только знаю –
Не знаю, как он, ничего"?
Мы не донесли до них основное кредо разумного человека: "Провозглашенное тысячу раз сотнями тысяч не является в бόльшей степени истиной, чем противоположное убеждение, высказанное шепотом и одним человеком".
Ну и что, что вся страна зажигает? Даже торжество разума может допускаться только в разумных пределах. А нomo sapiens – вовсе недостижимый идеал!
Вот и выходит, что демократия – глас народа – хороша, если у человека есть слух. А если он орет, не различая нот? Деградация?..
Мы не достигнем своей цели и прогресса ни в чем, пока не поймем этого. Пока не направимся сами и не поведем учеников своих по пути к демократии не митинговой, а митингНовой, настоящей…
Что такое – демократия?
Может, всем-за-дело-братие?
Вы скажете: "Как же без запретов"? Ну, это, сколько угодно! Потому что, если бы не запреты, кто бы из нас прочитал в свое время Библию, Ницше, Шопенгауэра, Вейнингера, Пастернака, Бродского, и многих других достойных авторов? Кто бы слушал песни, знал поэзию Высоцкого, Галича, Окуджавы?
В то же время известно, что самый известный в древнем Риме учитель Юлий Гентор любое правило ученикам объяснял всего на трех примерах, составлявших суть первой педагогической методики. То есть – проторенной дороги, ибо "методика" греческого происхождения, и состоит из двух слов: "мет" – делать что-то вслед и "од" – дорога.
P. S.:
Относительно же своего неучастия в совете могу утешаться, читая закон Оулда и Кана: эффективность совещания обратно пропорциональна числу участников и затраченному времени!
Не туда
Воспитывать – кому ума не доставало? –
Воспитывать нельзя, когда души в нас мало.
В учительской Маргарита Олеговна просмотрела записную книжку:
– Ну-ка, сколько девочек после летних каникул осталось в классе?
Потом подошла к аппарату и набрала номер. Долго никто не брал трубку. Но вот нежный голосок недовольно буркнул:
– Слушаю…
– Наконец-то! Ты почему убежала с последних уроков?
– У меня голова заболела…
– Хорошо, а утром, почему на первый опоздала?
– Так учиться ж никогда не поздно... Будильник испортился.
– Ну, хорошо! А вчера почему на представление проекта "Король Артур и рыцари Круглого стола" не явилась? Алексей Константинович жаловался…
– Забыла…
– Ну, Лукашева, кончилось мое терпение. Родители дома?
В трубке наступила настороженная тишина.
– Алло?!
– А можно я вам один вопрос задам? Не глупый.
– А что я до этого глупые задавала? Хорошо, Лукашева!..
– Вы кому звоните?
– Что? Не Лукашева? Из "Ювенты", гимназии…
– Нет, я из Пушкинской. Савицкая! – обрадовались на другом конце провода у беспроводной мобилы. – А вы классуха, да?
– Что еще за классуха?
– Вы не туда попали, класс… – и только эхом в трубке отозвалось продолжение – учка, – учка…
Как делать уроки
– Приучен мой творить добро,
Усидчивый и скромный...
– А моему сломал ребро!
– Так возраст п е р е л о м н ы й ! Диалог родителей
Из приоткрытой двери аудитории, в которую направлялся Вениамин Васильевич, доносились голоса. Он замедлил шаги: "О чем это они?"
– Столько на дом задают, на свои дела времени не остается.
– Да, это точно. Но, смотря, что надо готовить. Я, например, очень люблю домашние сочинения. Особенно, на вольную тему! – звенел негромкий голосок. – Пишешь себе – и не то, что хотел написать классик, и не то, что хотелось бы «русалке», чтобы он написал, а только то, что им и в голову не приходило!
Ему простужено отвечал другой:
– А с черчением как?
– О, это для меня хуже каторги. Вот уже и одну, и две линии вроде без помарок проведу, а третью – бац, размазал!
– А давай скооперируемся: я тебе чертежи, ты мне сочинения строчить.
– Неудобно, нет? Знаете ведь, нас не так воспитывали…
– Ну, это брось, – не те времена. Наплевать на воспитание. Налегай на воз питания!
– Да, уж. А… – по рукам!
– Эх, кто бы со мной вот махнулся? – развивался второй диалог. – Только домой прихожу – ни мне отдыха, ни мне досуга, ни телевизора, ни всемирной паутины. Сразу за математику сажают. Заколебали эти части по целому! У меня по части английского лучше выходит…
– Правда? Так это мы с тобой споемся!
– А я вам так скажу – перекрыл всех громкий хриплый баритон, – домашние задания эти гроша выеденного не стоят! Ученье – "вкл", а не ученье – "выкл"! Да поможет нам F1, да сохранит F2, во имя Ctrl-а, Alt-а и святого Del-а, Enter!
Грохнул смех.
– Э-эх, вам бы, как посмотрю, еще в песочнице играть…
– А вы уже там насыпали?
Вдруг кто-то вскрикнул:
– Атас! Классный идет!
Пришлось идти. Вениамин Васильевич степенно проследовал к столу. Поздоровался:
– Здравствуйте, уважаемые! – как всегда строго подчеркивая важность предстоящего мероприятия – классного родительского собрания…
Оценки, в натуре!
Школа – это заведение, где детей учат нужному и ненужному вперемешку, всячески мешая им отличать одно от другого. В. Кротов
* * *
– Скоро новая система оценки успеваемости появится...
– Какая такая новая?
– А вместо набивших оскомину цифр будут такие оценки:
1. "Ну, ты, блин, даешь!",
2. "Ты что, совсем лох?!",
3. "Ладно, ништяк",
4. "Ну, это, типа, нормально!"
5. "А вот это – круто!"
* * *
Учителей нет без ошибок! Наука – да, непогрешима…
В противовес вспомним –
"Положение для определения успехов в науке" царского времени:
Успехи воспитанников в науках проистекают или от простого страдательного понимания, или от прилежания, или от сильного развития умственных способностей; а, следовательно, и должны быть оцениваемы сколько можно приблизительно к тому образом.
Этот всеобъемлющий и постоянный масштаб освобождает преподавателя от той односторонности, которая всегда бывает следствием сравнения учеников одного и того же курса между собою; он определяет правила для однообразного суждения в разные времена и в разных местах.
Пять степеней, для сего принимаемых, разграничиваются следующим образом:
1-я степень (успехи слабые)
Ученик едва прикоснулся к науке, по действительному ли недостатку природных способностей, требуемых для успеха в оной, или потому, что совершенно не радел при наклонности к чему-либо иному.
2 степень (успехи посредственные)
Ученик знает некоторые отрывки из преподанной науки, но и те присвоил себе одною памятью. Он не проник в ее основание и в связь частей, составляющих полное целое.
Посредственность сия, может быть, происходит от некоторой слабости природных способностей, особливо от слабости того самомышления, которого он не мог заменить трудом и постоянным упражнением. Отличные дарования при легкомыслии и празднолюбии влекут за собой те же последствия.
3 степень (успехи удовлетворительные)
Ученик знает науку в том виде, как она была ему преподана; он постигает даже отношения всех частей к целому в изложенном ему порядке, но он ограничивается книгой или словами учителя, приходит в замешательство от соприкосновенных вопросов, предлагаемых на тот конец, чтобы он сблизил между собою отдаленнейшие точки; даже выученное применяет он не иначе, как с трудом и напряжением.
На сей степени останавливаются одаренные гораздо более памятью, нежели самомышлением, но они прилежанием своим доказывают любовь к науке.
Эту степень можно назвать степенью удовлетворительных успехов потому, что ученик, достигший оной, действительно в состоянии бывает следовать за дальнейшими развитиями науки и применять ее в случае надобности.
Притом и размышление, всегда позже памяти нас посещающее, пробуждается часто среди этой механической работы.
4 степень (успехи хорошие)
Ученик отчетливо знает преподанное учение; он умеет изъяснить все части из начала, постигает взаимную связь их и легко применяет усвоенные истины к обыкновенным случаям.
Тут действующий разум ученика не уступает памяти, и он почитает невозможным выучить что-либо, не понимая. Один недостаток прилежания и упражнения препятствует таковому ученику подняться выше.
С другой стороны, и то правда, что самомышление в каждом человеке имеет известную степень силы, за которую черту при всех напряжениях перейти невозможно.
5 степень (успехи отличные)
Ученик владеет наукой: весьма ясно и определенно отвечает на вопросы, легко сравнивает различные части, сближает самые отдаленные точки учения, с проницательностью, довольно изощренною упражнением, разбирает новые и сложные предлагаемые ему случаи, знает слабые стороны учения, места, где сомневаться должно, и что можно возразить против теории…
Только необыкновенный ум, при помощи хорошей памяти, в соединении с пламенною любовью к наукам, а, следовательно, и с неутомимым прилежанием, может подняться на такую высоту в области знания.
Уроки сна
Твои уста говорят "да", в то время как выражение твоего лица говорит "нет". Верный признак понимания – это радость на лице ученика, а не ответ "да". Абу-ль-Фарадж
Наукой и жизнью давно доказана польза сна. А вот какой сон наиболее приятен и выгоден – в этом вопросе единодушия пока нет. Я только учусь, но тоже свое мнение имею.
Самый приятный сон тогда, когда спать нельзя, но очень хочется. На уроках, например. И замечу, самый рентабельный.
Пока учителя свои часы педнагрузки на зарплату отчитывают, пока мы свои стулочасы на халяву отсиживаем, экономически выгодно и выспаться. Чтобы после урока со свежей головой продуктивно готовиться к последующему сну.
Но практически это непросто. Однако, если проникнуться, то можно. Надо научиться спать с открытыми глазами. И при этом простейшие действия осуществлять.
Рассказывает о чем-то учитель. Старается увязать новый материал с предыдущим:
– Так же добывает себе пропитание уже известная нам птица средней полосы – дятел…
Здесь надо, глядя умными глазами на независимой подвеске, кивнуть ему.
– Правильно, путем выклевывания червячков из-под коры деревьев! – радостно заканчивает биолух, и считай – ты себе выкивнул минуту покоя.
Но ни в коем случае не надо закрывать глаза. Потому что учитель теперь, как дитя малое, будет не раз к тебе за одобрением обращаться. Так что кивать с умным видом, дятел комнатный, надо будет весь урок.
Не каждый может такое выдержать. Только железная воля не даст ни отключиться в период глубокого сна, ни всхрапнуть в поверхностной фазе, ни закричать при кошмаре. То есть жить по заповеди: "Засыпая на уроке, не храпи, дабы не будить ближних своих!"
А поначалу, ой, бывало. Двенадцать раз за урок просыпался, после чего ни разу не мог заснуть!
– Ты почему, – замечал учитель, – нагло спишь на моем уроке?
– Я не сплю, – вскакиваю, – просто медленно моргаю!
Но сны интересные посмотреть успевал. Как Светка меня по математике подтягивала. Еще приятнее, как по физиологии ослабляла. Может быть, потому охотно и сплю на уроках?
Как-то приснилось, что вызвали отвечать. Я, как всегда, как раз этого не знаю, плету что-то языком. Но что меня из равновесия вывело – будто бы мне двойку в журнал вписали! У нас это и наяву-то редко случается. Я и раскричался:
– Чего плохо, плохо! За что пару закатили?
– Какую еще пару, а, Невриенко? – заинтересовалась физичка.
Еле очухался, еле вывернулся:
– Это я, Маргарита Олеговна, говорю: кончилась эпоха пара-то. Век электричества и то скоро закатится…
Это теперь уж – натренировался. Как в этом отхожем Интернете шутят:
На уроке я сижу,
На учителя гляжу.
Чем он больше загружает,
Тем я больше торможу!
Так что от каникул до каникул думаю доспать без проблем. Тем более, сколько уже переспал. С какими классными и просто предметно приходящими!
Гимнастика гимназистов
Из уроков некоторых педагогов мы извлекаем лишь умение сидеть прямо. Владислав Катажиньский
П е р е д р а з д е в а л к о й: энергичные движения локтями во все стороны.
П р и о п о з д а н и и н а у р о к: медленное разведение обеих рук снизу в стороны, глубокий вдох и выдох.
У к л а с с н о й д о с к и: пожимание плечами, обороты назад.
В п р о ц е с с е о б ъ я с н е н и я у р о к а: кивая головой, правый глаз – закрыть, открыть; продолжая кивать, левый глаз – закрыть, открыть; оба глаза – закрыть.
В о в р е м я к о н т р о л ь н о й р а б о т ы: наклоны в стороны соседей, вытягивание шеи, быстрые движения глазами.
П о с л е в о п р о с а: "К т о з а ш к о л ь н о е с а м о у п р а в л е н и е?": резкое поднятие одной руки с подскакиванием на месте.
З а м и н у т у д о з в о н к а с у р о к а: прикладывание кисти руки с часами к уху.
Н а п е р е м е н е: хождение на голове.
Е с л и у ч и т е л ь з а д е р ж и в а е т с я: метание портфелей, ранцев, сумок и прочего мягкого инвентаря.
Во в р е м я л е к ц и и: потягивание.
Н а э к з а м е н е: легкие движения руками под столом.
П р и в ы з о в е в у ч и т е л ь с к у ю: переступание с ноги на ногу, опускание головы ниже плеч.
Они и есть
Цирковое представление –
Не во злоупотребление…
Вениамин Васильевич отстоял длинную очередь на такси и, уже радуясь первенству, с тайным превосходством оглянулся на последних. Оказалось, там что-то назревало явно нехорошее.
– Мужик, стоишь?
– Вы что мне "тыкаете"? Мы здесь…
– А-а, мы здесь, Николай Второй! Мы на трамвае брезгуем, нам здесь лимузины подавай?! Так, что ли? – оборвал последнего вновь подошедший.
Многие стали архитектурные достопримечательности разглядывать, другие дорожным движением заинтересовались, у некоторых что-то с обувью случилось, пришлось срочно нагнуться.
Не дождавшись ответа, атлетически сложенный нахал, наверно, обиделся и с криком:
– Так ты стоишь? – звезданул последнего.
Тот упал.
– Лежишь? – опять закричал прибывший и, как только последний поднялся, снова его ударил.
– За что? – закричал тот.
Очередь опасливо смутилась. С одной стороны, конечно, спрашивает человек. С другой стороны, может быть, Ваньку валяет, у которого знает кошка, чье сало съела. Третьей стороне потому нечего ввязываться. Тем более что, может статься, побьет, побьет и перестанет.
Один, правда, такой, поинтеллигентнее Вениамина Васильевича, поинтересовался:
– Патруля поблизости не видели?
– Не видели! – сходу ответил, не отрываясь от своего дела, хулиган. – Сбегайте, позовите. Только дубленку снимите – легче бежать будет!
Не теряя времени на раздевание, многие из очереди, сломя чью-то голову, бросились за помощью, другие пешком по другим делам рассредоточились.
А последний все качается:
– Помогите! – говорит и вскакивает на ноги.
– На помощь, граждане! – и снова в снег брякается.
Оставшийся в очереди один Вениамин Васильевич, сняв очки, таки двинулся на помощь. Неожиданно хулиган широко улыбнулся. А его жертва отряхнулась. Они встали рядом и одновременно с легким поклоном спросили:
– Извините, вы последний на такси?
– Я, – растерялся Вениамин Васильевич и надел очки.
– Тогда мы за вами. Теперь, может быть, успеем, – это бивший битому говорит. – Я тебя сильно?
– А по какой причине, – собрал растерянные мыслемонады Вениамин Васильевич, – вы его били?
– Не по причине, а понарошку!
– А-а, вечно с тобой опаздываем, не первый раз разминку по пути приходится делать!
Тут такси подскочило. Вениамин Васильевич открыл дверцу.
– Пожалуйста, к цирку, – и обернулся:
– Если вам по пути…
– Вот повезло! Нам тоже в цирк.
Когда все уселись, и такси помчалось, Вениамин Васильевич удовлетворенно заговорил:
– Успеем… Хочется, знаете, этих эксцентричных клоунов посмотреть. Виртуозы, говорят, большие артисты. Вы их еще не видели?
Попутчики переглянулись.
– Спасибо! Мы, как говорится, изсвините за поведение, они и есть…
Хорошо, когда рубишь…
Раз – смешинка, две – смешинки,
Три – кривое зеркало.
Вот и классные картинки –
Зеркало коверкало?
А начинал Вениамин Воробейников свою педагогику учителем труда. Директор привел Вениамина Васильевича в учительскую к заштатному компу.
– Садитесь, готовьтесь к занятиям. Пишите перечень учебных работ, план перспективный, план тематический, план урока, конспект …
Вениамин безропотно обложился методическими пособиями. Беспредметно прогулялся по "клаве"…
– Смотри, не перетрудись! – хлопнул его кто-то по плечу. – Пойдем, выйдем.
Пошли.
– Ну, ты даешь! От работы кони дохнут. Не очень-то паши!
Вениамин согласно кивнул, вернулся, оживил "мышкой" притухший монитор.
– Перекурим это дело? – протянул кто-то другой сигареты.
– Ну, если по-быстрому…
Вышли.
– Что тебе только что Майкин говорил?
– Чтоб я не очень надрывался.
– Ну, сачок шалопутный! На педсовете расскажешь…
Вениамин согласно кивнул, вернулся, загрузил Word.
– Пойдем, перетрем! – подошел Майкин.
Пошли.
– О чем только что со Шпилькиным разговаривал?
– О том, чтоб выступить против вас на педсовете.
– Ну, интриганус! – и в сердцах побежал запивать "колеса".
Вениамин вернулся, сел, перепечатал из методики перечень, сохранил.
– Ну-ка, выйди, погуляй там, – приказал Шпилькин, появляясь в дверях.
Вениамин вышел. Слышит – в учительской зашумели.
Явилась секретарша, пригласила его к директору.
– Послушайте меня, – обходительно подошел к Воробейникову импузантный директор, – человек вы в учительстве новый, педагогически не подкованный. Будьте осмотрительнее, не ввязывайтесь в ссоры с опытными педагогами!
– Понятно, я и не ввязываюсь, – понимаю: пед – от греческого – paidos – дитя…
Вениамин вернулся, сел.
– А ну, пошли-ка! – круто нависли Майкин со Шпилькиным.
Пошли.
– Что тебе директор сказал?
– Чтобы я с вами не связывался.
– Что-о? Что он себе позволяет, что сам-то в педагогическом процессе волокет? Как свинья апельсины?
– Выскочка, глобус на подтяжках, больше никто! – раскипятились оба.
Вениамин вернулся, хотел сесть.
Явилась секретарша, пригласила к директору.
– Что вам Майкин со Шпилькиным говорили?
– Что вы, как свинья, что вы…
– Ну, мне ясно! А вы что, поверили? Да Майкин – провинциалчный плюньбой, только груши в спортзале околачивать! Шпилькин – с одной извилиной от интендантской фуражки – спец в грязном белье копаться, он и здесь больше не преподаватель, а препобратель! Не приложу ума, как их речервуары заткнуть-промокнуть? Может, уволить?
Вениамин подумал: «Об отсутствующих не говорят – о них злословят», – и промолчал. Вернулся в учительскую, сел.
– А мы-то тебя ждем, ждем. Выйдем, профильтруем, – сказали Майкин и Шпилькин.
Вышли.
– О чем говорили у директора?
– О вашем увольнении.
– Что-о-о? Ну, заяц!.. – и потащили Вениамина к директору.
– Что, опять? – стукнул по столу директор. – Вам, Вениамин Васильевич, зачем, как лучшему ученику, учительство доверили? Работать?!
– Работать!
– Что-то не видно пока, – съехидничал Майкин.
– Ну, если это работой называется… – подпустил Шпилькин.
– Все! Даю испытательный срок! – рявкнул директор. – А там посмотрим…
Вениамин согласно кивнул, вернулся, сел и попробовал испытующе печатать первые шедеврализмы.
– Не бери в голову, – тихо сказал Майкин. – Пойдем побазарим.
Вениамин не пошел.
– Передымим? – шепнул Шпилькин.
Вениамин отказался.
Опытные педагоги убежали.
Явилась секретарша, пригласила к директору.
Вениамин не пошел.
Директор с опрометчивым оптимизмом произнес:
– Хорошо, когда их три… в смысле, трое! – и приказал секретарь-машилистке печатать приказ об увольнении Воробейникова.
Опытная воспитутка педколлектива в быстром канцеляритме набросала вводную, споро поставила в нижнюю часть приказа три науклизмы: «за противопоставление коллективу, неподчинение приказу и профнепригодность», – когда пришло известие, что второй учитель труда взял больничный.
Этот оригинал, бывший мастер произвольственного обучения из ПТУ, говаривал: "Выйди, не скучая, из каждого случáя!". Никто не знал, по какому случаю он заскучал работать, но замещать теперь еще и ветерана, кроме Вениамина Васильевича, было некому. И приказ об увольнении был делетирован.
***
Жизнь шла по накатанной колее. Уроки шли по школе.
Однако и случаи от них не отставали: через три дня по ОБС пришло известие о готовящейся внезапной проверке школы. И по всем ориентирам выходило, что попадет комиссия именно на уроки труда! Заучилка и не успевала сменить решетку расписания, и добровольно никто не соглашался подставляться вместо Воробейникова.
И, все же, находчивый Вениамин Васильевич, предупрежденный лишь накануне, успел-таки раздать вопросы ученикам: и те, которые будет он задавать им, и те, которые они ему зададут после объяснения нового материала. Написал подробный план урока. По тематическому плану предстояло научить питомцев рубке металла с помощью молотка и зубила.
И вот "внезапно" объявленный открытый урок труда. Комиссия заняла места у задней стены учебной мастерской.
Указка в руках Вениамина Васильевича, словно палочка дирижера, виртуозно летала вдоль соответствующих мировой рецессии технищенских плакатов. Голос наставника крепчал. Наливался торжеством, мол, знай наших!
– Во время рубки смотрят на режущую часть зубила, а не на боек! – вдохновенно возглашал Вениамин. – Надо следить за правильным положением лезвия. Удары наносить по центру бойка сильно, уверенно, метко!
Когда он умолк, члены комиссии едва удержались от аплодисментов, но вовремя спохватились, что они на уроке, хотя и открытом. А члены обучаемого сообщества, словно птенцы, клюющие зерно, продолжали понятливо кивать в такт улетевшим уже словам учителя.
– Какие будут вопросы? – обратился к ученикам Вениамин Васильевич.
Но что за чертовщина? Те, кому предписано было заинтересованно адресоваться к наставнику, продолжали разглядывать зерно у себя под столами, а вверх взметнулась грязная ладонь героя нашего времени-двоечника Невриенко. Именно этого идейного противника хороших знаний, подхватившего где-то знамя сомнительной треплики: «Лучше голым съехать с терки, чем учиться на пятерки!»
– Не могли бы вы показать, как это – не смотреть на боек, Вениамин Васильевич? – невинно заморгал Невриенко.
Вслед за ним поднял руку хроникальный опаздун и прогульщик Пискарев:
– Да, как это держать зубило, как это бить молотком, если не видно?
Третий из поднявших руки, известный всем пацанам учудилер Жмуркин, был краток:
– Хорошо бы посмотреть, как – не смотреть?
– Разрешаю подойти ближе к верстаку, ребята, – заботливо произнес препод, – и встаньте так, чтобы вам было хорошо видно.
Вениамин Васильевич высоко размахнулся с правой:
– Вот как рубят!..
Молоток мощно просвистел мимо зубила и шмякнул по большому пальцу левой руки наставника! «Ой!» – чуть не взвыл Воробейников. Но сдержался и нравоучительно произнес:
– Так рубят малотренированные слесари, вроде вас!
– А вот так… – молоток снова бойко полетел к бойку инструмента, но вместо желанного цокота металла раздался новый шлепок. На этот раз – по указательному пальцу учителя! Вениамин еле сдержал стон.
Мужественно улыбнулся:
– Так рубят такие не дисциплинированные ученички, как вы!
– А вот так! – опять прозвенел его отчаянный голос.
Он размахнулся.
– Так! – и в третьей попытке молоток цокнул по овалу бойка звонко и весомо, тонкая стружка из-под лезвия обреченно завилась на губки тисков.
– Так рубят настоящие мастера слесарного дела! – вполне уверенно подытожил Вениамин Васильевич.
Хорошо, что их было три… дылды, закрывших от проверяющих гримасы лица мастера!
Открытый урок получил отличные отзывы комиссии.
***
Вениамин Васильевич заслуженно чувствовал себя победителем и совсем не ожидал, что к нему на следующий урок явится представитель давешней комиссии в сопровождении директора. Зачем? Чтобы методически проверить, как ученики усвоили хотя бы теорию рубки металлов, которую, будто бы неплохо, изложил им учитель.
Тем более что это еще, как сказать! Если хорошо усвоили, то и хорошо изложил. Если же плохо ученики будут отвечать сегодня – значит, все-таки, недостаточно хорошо изложено. Вот он и пришел выяснить, представитель.
– При опросе вызовите вот этих учеников, – сухо приказал и подал Вениамину Васильевичу список.
Глянул Воробейников, и заныло у него под ложечкой и ниже: в списке из трех – одни живые трупы! Хорошенькое мнение сформируется после их гиблых ответов! Что же делать, что делать? Такого сухаря на сырой мякине дундуктивного метода не проведешь…
А что если… с помощью метода программированного контроля? Конечно, хорошо бы применить самый передовой. Чтобы, например, не осрамившийся адронный коллайдер, а перспективный отечественный, линейный.
Нет, не успеть, не получится ничего путного из встречных пучков, кроме колов на лайдах, переходящих в черные дыры неуспеваемости! Придется использовать не ускоритель элементарных частиц, а элементарное ускорение, частично апробированное и прямолинейное.
Прямо на голубом глазу и обратился к старшим шкрабам:
– Хорошо, когда их три… но для тотального контроля успеваемости не лучше ли не только этих, а всех присутствующих опросить?
– Что же, – трогательно проморгали те, по-отечески снизойдя, – если успеете за десять-двенадцать минут…
– Хорошо!
И после приветствия и переклички учеников по списку Вениамин Васильевич объявил:
– А теперь проверим, как вы знаете прошлый материал. Возьмите чистые листки бумаги, напишите свою фамилию… Готово? Сейчас я назову три вопроса программы и по три ответа на них. А вы укажите на своих листках цифрой – номера правильных ответов на каждый вопрос. Понятно?
– Понятно-о!
– Итак, первый вопрос: как называется слесарная операция, при которой с помощью ударов по режущему инструменту деталь разделяется на части? Ответы: первый – опиливание, второй – зачистка, третий – рубка…
– Второй вопрос: каким инструментом осуществляется рубка металлов? Ответы: первый – паяльником, второй ответ – зубилом, третий – циркулем…
– Третий вопрос: какой рекомендуется угол заострения зубила для рубки стали? Ответы: первый – 60 градусов, второй – 1 градус, третий ответ – 180 градусов…
Через двенадцать минут Воробейников так же четко скомандовал:
– Дежурный, соберите листочки… Продолжаем урок. Новая тема…
Еще до конца занятий в школе Вениамин Васильевич успел принести в кабинет директора стопку контрольных листков:
– Вот проверил, пожалуйста, взгляните. Три десятка пятерок. Стопроцентно отличное усвоение материала и такая же успеваемость!
Прикольно, когда рубишь…
Становление
j
Учитель – человек, который может делать трудные вещи легкими. Ральф Эмерсон
Делят их – пишу не без подвоха –
мамаши:
Дети есть – воспитанные плохо
и н а ш и!
Сергей Ганусевич, шестнадцатилетний корреспондент гимназической газеты "Ювента", отложил сборник анекдотов. Составитель там так излагал школьный, но уже бородатый казус:
– Машуня, неужели тебе уже записки пишут?
– Деда, это мальчишки из десятого. Они всем нашим девочкам написали.
– Всем? И что же?
– Ну: "Приходите вечером за школу, будем целоваться".
– Во – нахалы! Неужто пойдешь?
– Вот еще! Да мы их, дед, поставили на место. Отписали: "Если только целоваться, то обратитесь к пятиклассницам"!.."
Да, Сергей вспомнил себя, еще во втором классе. Колька Лындин на перемене догнал забившуюся в угол Ирку Микриевскую и поцеловал ее. Человек чести, Сергей схватил шустряка за ворот. И, ой, туго пришлось бы Кольке, если б Серый не почувствовал, что его самого кто-то сзади оттягивает за шиворот. Директор!
– А чего он? – стал оправдываться борец за нравственность, не выпуская охальника. – Чего он девочек целует? Пусть извинится!
И только приход матери Сергея Ольги Федоровны, учительницы химии, которую срочно вызвала из кабинета посланная директором практикантка, выручил этого Лындина.
Только педагоги начали говорить нужные слова нарушителям спокойствия, глядь, бежит практикантка – надо было видеть ее лицо:
– Там завоняло и загорелось, сейчас взорвется!
Ольга Федоровна тут же развернулась и бегом назад. Ученики невинно сидели и якобы готовились к уроку по изучению свойств щелочных металлов. На столе образцы лития, натрия, калия, стаканы, колбы, пробирки и реторты, другая наглядность. Что же произошло?
Оказывается, один из учеников потихоньку, стоя у стола, перелил воду из стакана в миску, отрезал кусочек калия и, когда практикантка отвернулась, бросил в эту посудину. Началось шипение, калий стал бегать по воде, появился – ужас! – фиолетовый огонь.
Это настолько впечатлило приставленную хранительницу дисциплины, что она вот взбежала на другой этаж. Калий, понятно, сгорел, но тут уже показала свой взрывной характер Ольга Федоровна!
Старшеклассники, у которых она преподавала, не раз в течение недели подлавливали Сергея утром, когда он шел в свой класс, а Ольга Федоровна еще привязывала своего "Жигуленка":
– Серый! Родúла как? Рвет и мечет? Ништо? Клевая настройка?
Но никто не мог сказать, что Ольга Федоровна в зависимости от настроения снижала оценку в письменных "на два бала за три замазки" или "сама подрисует крючочки – и два!". Была строгой, но справедливой, и никто
не лил ей клей на стул, не подкладывал мышей и петарды, не натирал мылом доску и не подменял мел ни пластилином, ни пастилой.
А однажды подслушали, как она сама себе говорила:
– Учитель… – вдумайся в каждую букву этого слова, умей чаровать и творить, а мягкий знак в конце говорит о том, что это надо делать мягко, с любовью…
А корешей-корешеек своих Сергей сам не раз приводил в химический кабинет. Можно было с гордостью показать не только пробирки, колбочки, реторты, но и как мама из воды может сделать шипучку или цветной напиток.
Потому всегда бегал в школу с великой охотой, а когда еще и приезжал вместе с матерью, то его самооценка в собственных и значимость в пешеходных глазах возрастала еще больше.
Чего не мог сказать о посещаемости музыкалки. Приходил на урок сольфеджио,внимательно осматривал аудиторию и со словами:
– Опять нет мест? – покидал ее…
Ему уже тогда нравились не ноты, – словá. Вспоминая свои музыкальные страдания, написал:
Как на нотную вечерю,
я к сольфеджии хожу –
ДО РЕМИ ФАСОЛЬ примерю
и ЛЯСИ ей покажу!..
Попытался прочитать это матери, но она, сидя с ручкой над листами бумаги, только отмахивалась.
– Мама, ты что-то много пишешь. Может быть, тоже сочиняешь? Рассказы? Роман для потомков? Или нет, наверно, сказки – для детей?
– Инструкцию по технике безопасности при пользовании лазерными указками…
– Чтобы не перерезать вдоль и поперек всех нарушителей дисциплины? И только?
– Да, планы уроков пишу!
– Неужели до сих пор не знаешь, как вести уроки? Для кого тогда пишешь?
– Для проверяющих! Есть еще вопросы, пока у меня есть ответы?..
‚
Для творчества надо выходить из себя и там, вне себя, забывать свои "лишние мысли" до того, что если и напишется о себе, то это будет уже Я сотворенное и значит, как МЫ. М. Пришвин
"В начале бе Слово и Слово бе Бог…" Вот – Сло-ово бе-е Бо-ог! Ничем, кроме слова, не удалось достучаться до человеческого разума. Ни мечом, ни пулей, ни фугасом, ни ядерной бомбой. И книга – храм этого Бога!
Почему бы не верить в Бога, не любить Божий храм? Но…
Почему на вопрос "Есть ли Бог, нет ли Бога?" – религия отвечает отрицательно: "Нет, Бог есть"?
Почему наука на тот же вопрос отвечает положительно: "Да, бога нет"?
Почему умные, глупые, смешные и занудные слова перетасованы в переплетах, как "двухтысяча восемь" числительных мастей?
Почему страницы кишат ашипками и упичятками?
Почему нашпигованы идиотскими "то есть", "на самом деле" и "как бы", неопределенными артиклями – "типа" и определенными – "чисто конкретно"?
Почему на пустом месте, а вот зазеленели пресловутые сетевые ужастики на "падонкафском" языке: "Превед, медвед"! "Ниасилил, многабукаф!" или "Аффтар, пеши исчо!"
Почему строки скользят ровно, не дрожат, не воют, не цветут, не спят, не летают, не хохочут, не пахнут, не жуют, не свистят, не пенятся, не смеркаются, не дохнут, никого не любят, ничего, кроме вранья, не умеют?
Почему главные предложения скрывают свою бездарность за придаточными, вводными?
Почему нежные слова, как голубые звездочки, не мерцают, а жестокие – не лязгают рваным железом?
Почему меж слов нет знаков любви, ненависти, красоты, голода, безразличия, опьянения, доброты, других чувственных вместо горбатых "?" и возбужденных "!"?
Почему меж строк угадывается такая абракадабра всмятку, которая не делает чести ни одному ничего не читающему негодяю?
Нет, прочь "лишние мысли", он станет настоящим мастером слова. Сергей оделся и заглянул в кухню:
– Ма, пора!
– Ты что, это всерьез?Есть мудрая формула: СЧАСТЬЕ = УСПЕХ / ЖЕЛАНИЯ. Как увеличивать дробь? Или в числителе копить достижения, или знаменательно умерить аппетит…
– Да, конечно. Но я должен по настоящему вжиться в образ.
– С ума сойти, и не вернуться!
Сергей только пожал плечами.
– Пойми, на что ты себя обрекаешь? Ведь ты привык к комфорту! Не выдержишь и одного дня этой собачьей жизни!
– Настоящий писатель не думает о лишениях.
– Ты упрям, как всамделишный бульдог! Можешь делать, что хочешь – с меня хватит! Можешь отправляться хоть в Африку и вживаться в образ зайца, и пусть тебя раздерут львы! Зато узнаешь, какие чувства терзают душу, когда тело терзают дикие звери! Можешь прыгать в океан и вживаться в образ дельфина! И пусть тебя сожрут акулы прежде, чем ты утонешь! Можешь... Можешь... – Ольга Федоровна уже не находила слов. – Ну, скажи мне, что ты пошутил?
Сергей взял маму за плечи, вытер своим платком ее слезы и нежно поцеловал.
– Ты должна меня понять. И с меня хватит – слишком долго писал о том, чего не видел. Моя повесть будет называться "Собачий вальс". А настоящий писатель никогда не станет писать о том, чего не знает, чего не испытал на собственной шкуре. Сколько писателей переработало матросами, чернорабочими, грузчиками, носильщиками! Сколько журналистов рисковало своей жизнью ради нескольких правдивых строчек! А я ведь ничем не рискую. И потом, я все-таки все время буду рядом.
– А что отец, приедет, скажет?
– Скажет: "Молодца, и, как настоящий писатель, естественно претендует на одиночество!" – Сергей тихо вздохнул и добавил:
– Я так хочу стать писателем.
Он решительно встал.
– Ну, пора!
Они вышли во двор.
– И, ма, не вздумай баловать меня своими деликатесами. Делай все так, как я тебя просил, иначе мне придется все повторить сначала.
С этими словами Сергей лег на землю. Ольга Федоровна надела ему ошейник и пристегнула цепь. В которой – секрет привязанности собаки к человеку. Хотя второй конец привязи был укреплен на собачьей будке.
Потом она стояла и плакала, а он, положив голову на ее туфли, легонько терся ухом о щиколотки. Наконец, она убежала в дом, а он влез в будку, улегся на свежее сено и заснул. Шла первая ночь Года Собаки.
Ольга Федоровна долго не могла уснуть, вспоминала, с чего все началось. Не с той ли короткой и энергичной оды автомобилю, когда Сергей впервые сел за руль?
"Мне хочется петь и молчать, я хочу бежать и лежать, я хочу кричать во все горло...
Я люблю эту погоду, я люблю всех людей на свете. Этот запах, эти линии, тихо шепчущий мотор...
Эта безумная борьба ума и сердца. Я в восторге. Даже если это пара совместных часов в день, моих
и этой машины. Я счастлив. Ведь ты понимаешь, ты меня знаешь. Я хочу летать, но пока не время. Надо правильно взлететь…."
Что же это, сегодня? Разве такого взлета ожидала она?
Сергею снилась сладкая мозговая кость, Муму и Каштанка, Белый Бим Черное ухо, Джим, дающий на счастье лапу всем и далекая загадочная луна…
У кого была @, он ее любил
Выпускные.
– Как вы думаете, молодой человек, – спрашивает препод, заметив дочь талантливого ученика – шпаргалку, – что такое экзамен?
– По-моему, это собеседование двух умных людей…
– А если один из них окажется дураком?
– Тогда второй окажется без аттестата зрелости!..
Конечно, на экзамене задают такие глупые вопросы, на которые никакие мудрецы не ответят. Но надеяться на что-то же надо!
Предлагаемые в Год Собаки обычаи и приметы удачи проверены горьким опытом поколений, и перед экзаменом, тем знаменателем, который уравнивает всех, могут оказаться полезными даже тем, кто "пишет собаку через ять"! Собака друг человека, экзаменатор не друг, но тоже…
· три дня перед экзаменом не пить, не мыться, не стричься, не обрезать ногти (не дай Бог, вымоются и остригутся с трудом накопленные знания!).
· ловить "халяву" – вечером перед экзаменом в форточку или с балкона трижды пролаять: "Халява, ко мне!" Полезно также махать шпорами со словами: "Халява, служить!" Или шпаргалки положить на пол и всеми лапами намести в них пыли.
· Боже вас сохрани, декламировать: "У попа была собака, он ее любил…", потому что там продолжение: "Она съела кусок мяса – он ее убил!"!
· ночью перед экзаменом нужно спать, обязательно положив под подушку учебники с надетым на них собачьим ошейником, чтобы во сне все знания из книжек попрыгали в голову; нарезать бумажки с номерами и положить под подушку; утром достать и судьба укажет, какой билет выучить!
· в день экзаменов: встать с левой ноги; надеть на себя что-нибудь из собачьей шерсти; даже в погоду, когда ни одна собака не выгонит хозяина во двор, выгулять свою или соседскую шавку; вычесать ее с вежливым вопросом: "Как ты думаешь, на других собаках есть жизнь?"; служить на задних лапках перед домашними; уронив на пол косточку, поднять и обглодать, вылизать посуду.
· на пожелание: "Ни пуха, ни пера!" – обязательно отозваться: "Иди к чертям собачьим!"
· домашним предписывается вешать на шею отправляемого на экзамен всех собак, облаивая молча и в голос.
· по дороге на экзамен задабривать халяву, разбрасывая направо и налево дорогие хотдоги и конфеты (дешевые собачья халява не примет)! При этом считать все подряд: машины обморочного цвета, прикольных представителей не вашего пола, цифры на проездных билетах, розовых собачек… Если число собак совпадет с порядковой цифрой класса, в котором учитесь, – к счастью!
· обходить за квартал черную кошку с пустым ведром и АЗС, считая что это ОЗС – очень злая собака!
· перед экзаменом нужно, избегая распальцовки, нежно всей пятерней потрогать вырезанный на стене гимназии барельеф богини Ювенты.
· отправляя очередную жертву в комнату с экзаменационной комиссией, товарищи должны преданно лизнуть ее в нос!
· так как узнать настроение экзаменаторов невозможно из-за отсутствия у них – в отличие от собак и студентов – хвостов, то входить следует с левой ноги, билет брать левой рукой, а пальцы правой держать за спиной перекрещенными.
Без раскрученных примет
Абитурам счастья нет!..
Перечень далеко не полный. Тестирование примет и обычаев продолжается. Апробируется руководящий принцип (которым надо не руководствоваться, а руководить!): перед экзаменами лучше не собачиться, а слоняться – не с чистопородной скукой, так со слоном!
Неопределенность
Под затылком и за подлобием
Разновидим мы разнодолие,
Западая на – западоидов, –
Антиподно на – анатолиев…
Приехал как-то по окончании МГИМО проездом в Азию мой троюродный брат, переводчик. Решил остановиться на несколько дней у нас подышать свежим воздухом.
Я расспрашивал, как там, в индокитайских странах, но он еще туда только отправлялся, поэтому многого рассказать не мог. Зато внушал, что мне надо, как хорошему разведчику, вооружаться информацией, случись это в гимназии (гимн Азии!) или на каникулах.
Я купил книгу "Боевые восточные искусства" из серии "Очумелые ручки". Мы сидели с братом на веранде и читали до ошалелых глаз, хотя нас кусали комары, и уже довольно сильно беспокоила вечерняя прохлада.
Иногда нас охватывало воодушевление, мы переставали читать, и я кричал брату:
– Слушай, Анатолий, а переведешь ли ты их?
– Переведу!
И тут я показывал ему приемы, он переводил все в шутку, и мы радостно тащились.
Постепенно я многое узнал об Азии. Об удушающих приемах питонов, например, я бы мог рассказать, хоть разбуди меня ночью. То же – о занюханном кокаине, о восточной кухне и диете, на которой если китаец сидит, то ест не двумя палочками, а одной. А палка из бамбука и сумо через плечо стали для меня совсем, как родные сестры Фэн-шуй, так хорошо я их узнал.
Раньше-то говорили, чтобы стать умным, надо учиться, учиться и учиться. Оказалось, много проще просто многих переводить.
Мы часто размышляли над тем, как подойти к индокитайцам, чтобы лучше их перевести. Иногда, накурившись, мы устраивали на мосту репетиции. Я становился на середине и изображал индокитайца, а Толя меня переводил. Нужно признаться, что у него были способности к этому, и бывало, как я ни выкручивался, он все же меня переводил. Но я тоже давался не легко, и Анатолию приходилось-таки хорошо попотеть.
Потом, где-то в середине лета, когда мы уже в этом натренировались, я пробовал переводить, а Анатолий изображал индокитайца. Вначале он упирался, но скоро сам вошел во вкус. Я же так напрактиковался, что мог перевести с полсотни индокитайцев в день, а при хорошей погоде и больше.
К августу мы уже немного устали. Толе-то все трын-трава, он мог заниматься этим целыми днями, а мне ведь еще и по хозяйству родителям помогать… Сенокос, жатва, обмолот. Раз после ужина я ему намекнул, что индокитайцев лучше всего переводить в теплое время года… Анатолий не уезжал.
Потом мы начали играть в шахматы, потому что вечера становились длиннее. Время от времени, когда он брал у меня королеву, я намекал ему, что если он какого-нибудь индокитайца не переведет в течение осени, то потом уже будет трудней, потому что на Востоке ничего не любят начинать зимой. Но и ему все больше хотелось на каждый мой мат отвечать тройным матом.
Позже, когда пришло время перевода стрелок часов на зимнее время, мы долго спорили, куда переводить: вперед или назад. И тут он блеснул знанием переводческого дела: если это было бы Весной, то переводить надо Вперед, если Осенью, то – Обратно. По совпадающим первым буквам этих слов.
В споре мы даже надулись друг на друга. Но когда пришли к согласию, то уже спокойно сели дуться в подкидного. Помню, как, глядя в свои карты, я часто обнаруживал, что какая-нибудь рамка смахивает на Вечно Храпящего Будду, и говорил:
– Чтобы индокитайцев хорошенько переводить, нужно этим делом заняться пораньше. Потом что-нибудь если помешает, то мало времени может остаться…
Однако я ни словом не выходил из рамок. Даже о том, что само имя Анатолий – означает восточный человек. Со всеми вытекающими…
Ждешь – пойдет что-либо так, а оно выходит этак... Ждешь – пойдет что-либо этак, а оно выходит так... Если ничего не ждешь – то как-то все равно пойдет!Только как-то в ноябре уже – выскочило, и все. До сих пор не могу себе простить.
Анатолий перед ужином спросил, сварились ли яйца, и, может быть, покрутить их. А я ему:
– Куриные яйца – не индокитайцы!
– Что ты этим хочешь… – остановился Толик.
А я плюхнул огурец в миску и – ничего. Промолчал. Ну, Анатолий:
– Если я мешаю, то могу удалиться!
Смотрю, а он, в самом деле, встал и вышел. На наш мостик пошел. Обиделся. Ни к селу, ни к городу, западоидно запел почему-то:
"А, в общем, Ваня, мы в Париже
Нужны, как в бане пассатижи…"
Ну, и я заупрямился. Похавал не спеша, посуду вымыл. Уже сильно стемнело, а Толик все не возвращается. Я начал беспокоиться, вышел из дому, позвал:
– Анатолий! Ну, что ты там торчишь один? Да у тебя еще вагон времени. И маленькая тележка! В конце концов, они сами переведутся.
Но никто не ответил. Я перепугался, побежал к мостику. Бля-амба! Хоть бы тебе кто по-тайски-китайски квакнул. Только речка по камушкам.
И до сих пор не знаю, поскользнулся ли Анатолий и упал, то ли все же уехал в Индокитай. Восток есть Восток, который, – многие ведь дискутируют, – дело тонкое.
Хуже всего эта неопределенность…
Мистика и реальность
Так в человека надо верить,
Так человека надо мерить:
Отбросив мелкие просчеты,
Брать не падения, а взлеты!
Стасу Медведеву пришла в голову гениальная идея. Прямо в подсобке кружка юных техников он разобрал на части старенький вентилятор и новый стул и синтезировал из них совершенно оригинальную машину. Это было как раз то, о чем Стас мечтал с первого класса.
Проверил – работает превосходно.
Окрыленный, Станислав полетел к руководителю, провожаемый восхищенными и завистливыми взглядами менее талантливых старшеклассников.
Руководитель кружка пришел в восторг:
– А ну, дай попробую!
Он прикрепил себе на спину аппарат, нажал кнопку и стал летать по кабинету.
Конечно, кабинет не Бог весть какой – не очень разгонишься, но полетать было где.
Налетавшись, он опустился на землю.
– Вот это да! Мистика! Ты гений! Как же ты ее сделал?
Медведев сказал.
– Сделай и мне! Я вчера получил новый вентилятор, а этот все равно собирался списывать. Да и стул не очень жалко: все равно он скоро поломается. А может, лучше взять новый вентилятор и старое кресло?
– Нет, из кресла не получится. Нужен старый вентилятор и новый стул.
Сделали руководителю летательный аппарат. Проверили – работает превосходно. Полетели к завучу реального профиля.
Завуч сразу же заинтересовался машиной. Он долго крутился вокруг и удивленно цокал языком.
– И летает?
– Ну, вы же сами видели!
– А ну, покажи-ка еще!
Ну, и показали – в этом кабинете было, где развернуться! Летали сначала на животе, потом боком, потом на спине, потом перешли на всякие пируэты. А под конец Стас так разошелся, что даже сделал мертвую петлю!
– Интересно, на каком же принципе она работает? – сказал завуч задумчиво и погрузился в формулы.
Он писал какие-то уравнения, что-то дифференцировал, потом интегрировал, даже пытался подбирать ряды Фурье. Часа через два он заключил:
– А ведь она не может летать!
Кружковцы растерялись:
– Как... не может?
Он показал свои уравнения. Да, по всем законам естествознания машина Медведева не должна была летать.
– Но ведь она летает! – сказал Стас.
Завуча удивила такая настойчивость.
– Не болтай ерундой. Она не может летать, – сказал он строго. – Ведь это я научно доказал!
Станислав неуверенно нажал кнопку – аппарат не работал… Возвращались пешком.
– Ну, ладно, – сказал руководитель кружка, – вентиляторы были довольно старые, я их, так и быть, спишу. А вот стоимость стульев – с твоих родителей вычтем…
Сейчас на этих машинах летают дома младшие братишки Стаса. Взрослые временами пытаются доказать им, что это противоречит законам физики. Они не понимают, что, если все знают, то, значит, чего-то не понимают.
И дети не понимают – потому что не знают того, что должны понимать.
Они просто летают…
Греческое "схоле", от которого произошло почти во всех языках слово "школа", означало "проводить свободное время, быть праздным, медлить, мешкать, заниматься чем-то во время досуга". Выходит, школы возникли, чтобы лишь замкнуть друг на друге две категории населения – стариков и детей, которые не годились для трудов или охоты и только всем мешали.
Уважаемый читатель! Здесь Ты сможешь прочитать и оценить конкурсные произведения:
– Из века прошлого этюды
– Не обижаться
– Из огня да в полымя
– Новатор
– Нелегкий выбор
– Кто – кто, – не она
– Такой талант
– Откуда Она, Любовь?
– Было – Инородцы
– Ох, уж эта юность!
Из века прошлого этюды
Много дрязг плавает в шумных волнах молодости и уплывает с ними; а все-таки лучше этих волн нет ничего.
И. Тургенев
Женька часто вспоминал свое детство, но все какими-то отрывками.
В Омске они с мамой и отчимом жили в большой комнате у тети Нюры и дяди Кости Еренковых по улице Ново-Омской в левобережном Кировском районе.
Толик Еренков был младше Женьки на год, но чаще верховодил на правах хозяина он. Правда, Евгений тоже бывал первым: его первым бодала хозяйская телка Зорька, он первый падал с полатей, первым зарабатывал "березовую кашу".
Хозяева с нескольких улиц нанимали пастуха, поочередно кормили его и выделяли подпаска, чтобы гонять стадо в березовые колки, которые начинались за окраиной и тянулись вдоль марьяновского большака на Челябу-яму (селяба – с башкирского – яма!).
Когда вечером слышались щелчки кнута и прерывистое мычание, они с Толькой, несмотря на запрет, крались по двору и выглядывали в открытую калитку. Зорька появлялась из общей массы колыхающихся туш неожиданно. Сначала огольцов настигал ужас, потом – бурая буря. Иногда они успевали заметить мутные глаза и дрожащий нетерпением рогатый Зорькин ухват. И все неслось впереди пяток и орало, боялось споткнуться и взлетало на крыльцо. И спотыкалось. И кто-то из взрослых спасал в последнюю секунду.
Однажды спасать было некому. Опытный Толик, убежав, обделался легким испугом. А Женьку Зорька таки поддела рогом и, как воробья, бросила в неостывшую стопку коровьих лепешек. Боли и полетного страха хватило лишь на сутки.
Летали они и с полатей, когда подползали к краю посмотреть, как лепят пельмени, начиняют пироги с капустой и маком, с вареньем и таком или закручивают праздничные кренделя. Доски опрокидывались (почему-то их не догадывались прибить), и пацаны по одному, а то и вместе "вверх кармашками" падали на головы взрослым. Иногда их успевали подхватить на руки, иногда не успевали...
Мимоездом с Иссык-Куля в Исилькуль появлялись хозяйские знакомые киргизы, распрягали лошадей, заполняли сеновал душистым степным сеном, двор – запахами конской мочи и пота, керосина, паленой щетины, кухню – мясом, грибами, земляникой. До сих пор помнится неповторимый вкус белых соленых груздей, бочки с которыми опускали в погреб.
Играли в прятки, играли в жмурки. Шрам на левой руке между большим и указательным пальцами – это след ожога, когда Женька, водящий, с накинутым на голову полушубком наткнулся на раскаленную дверцу "контрамарки" (почему-то так называли угловую печь с обогревателем из крашеной черным жести).
Когда по вечерам отчима (впрочем, он звал его папой) не было дома, Женька перебегал со своего дивана к матери на кровать, за пятки хватала пушистая сибирская котеночиха Мими…
Льнула, терлась – хвост торчком:
– Угостите ммолочком!
Налакалась. – "Ой, уммрру!" –
И к помойному ведру!
Засмеялась мама: "Врешь,
Раз мурлычешь, не умрешь!
А потом они читали, повторяли вслух или просто смотрели картинки в книжках, которых было множество. Сказки Андерсена, братьев Гримм и русские народные, "Три поросенка", "Чук и Гек", "Акула, Гиена и Волк", "Мойдодыр", "Муха-цокотуха", "Доктор Айболит", "Дядя Степа", стихи Барто... Первые каракули и рисованные человечки…
Лепил на кольях бочку,
На бочку клеил кочку.
И налепил на кочку мох,
И лучше выдумать не мог:
Мол, девочкам – завивки,
А мальчикам – завидки!
Ругаются: «Нелепица!»
Мне больше и не лепится.
В детсаде... Целый мир был в детсаде. Мячики и вишенки на шкафчиках и тарелках, грушевый компот, праздничные апельсины в обертках, Буратино из коричнево-цветного диафильма на сшитых простынях, грозные линкоры и танки, сооруженные из ящиков, белые халаты, запахи лекарств и собственное мужество в дни уколов.
Поранила кошка нечаянно лапы,
Мяукает, шагу не может ступить.
Скорее, скорее, ой, мамы и папы,
Воздушные шарики надо купить!
Столпился детсадский народ на пороге,
Топочет, кричит и на кошку глядит.
А кошка немного бежит по дороге,
Немного на шариках в небе летит!
Познавали мир. Рассуждали. О просмотренных книгах:
– Все книжки делают на машинке – крутят, крутят, крутят. Как мясорубку.
– А из чего делают?
– Что не видишь? Из бумаги.
– Из какой бумаги?
– Которая после мяса!
Декламировали:
"Я аленький цветочек, я юный пионер, я Ленина сыночек, Союза ССР!" – и – "Камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин, Владимир Ильич. Дедушка Ленин, мы подрастем, красное знамя тебе принесем!"
А вечером на улице:
"Обезьяна Чичичи продавала кирпичи…" – или: "Встал бы Ленин, лысый дедка, нас замучил Пятилетка!"
А не ходивший в детсад Толик на вопрос, кто такой Ленин, ответил:
– Это царь, который был после царя!
Куда только не лазили. Только к колодцу без взрослых не пускали. А так хотелось заглянуть, как говорила тетя Нюра, в "потойбичный свит", пообщаться с эхом…
Его спрошу я: "Где ты?"
Ответит, что – нигде.
Неправда. Есть приметы, –
В мерцающей воде
На донышке колодца
Отзывчиво живет:
Кричу я – отзовется,
Умолкну – позовет!
Памятным событием было первое фотографирование. Повязали галстуки, вместо привычных и любимых "испанок" на головы надели: Тольке – бескозырку без ленточек, Женьке – серую кепку, которую мама потом заставляла носить постоянно, отчего он до сих пор вполне устойчиво такие головные уборы ненавидит. Зачем-то обшикали их щиплющей и пахучей жидкостью, приговаривая:
– Одеколон не роскошь, а необходимый предмет ширпотреба и культурного поведения!
Еще не скоро Евгений поймет (вслед за немного знакомым Жюлем Ренаром), что есть и такой вид мужества – сказать парикмахеру:
– Не надо мне одеколона!
Через год переехали от Еренковых к Беликовым в две комнаты задней половины засыпного дома по соседству с тетей Олей – любимой Женькиной теткой Сахарчук. Ряд домиков назывался Вторым тупиком и был между Иртышом и станцией Куломзино. Здесь впервые увидел он железнодорожников в черных френчах с накладными карманами и петлицами, в которых краснели "гайки" или "птички".
Здесь появился кричащий в коляске брат Боря, и Женька уже не ходил в детсад. В темные полоски теперешней жизни он катал вперед-назад коляску, а в светлые были Иртыш, кино, дяди Мишины яблоки, именины Люды, приезд после Хасана и Халкин-Гола дяди Сени...
***
Мое ты бедное дитя,
Скажи, где "вава" у тебя?.."
Дитя с трудом находит знак
Того, что выросло б в синяк,
Когда б ушиблось посильней…
Узнали вопли матерей:
"Того нельзя! Того не сметь!"?
Ох, и боятся, чтобы смерть
Не отняла у них дитя…
И не дают ему житья!
На Иртыше пахнет креозотом и сохнущим бельем. Низкий песчаный берег завален просяной шелухой – рядом шелестит крупорушка. Лоснящийся паровозишко подсовывает к ней белесые от муки вагоны и такую жару – а может, это только кажется? – испускает вокруг, что несет пацанов в прохладную желтую воду, покрытую бурыми конопушками. И уж плещутся, уж хлебают ее, иртышную, что животы колет, то ли от воды, то ли от слюны, вызванной "серой" – самоварной из кедровой смолы жвачкой.
Каждый час на правый берег, даже летом парящий далекими градирнями, в город отходят трескучие катера, их пять – они узнают каждый издалека – "Танкист", "Чкалов", "Ленинец", "Коммунар", "Пионер", а невдалеке, отгородившись запретной зоной, гремит поездами железный мост.
Ходить на Иртыш разрешали только с двоюродной сестрой – тети Олиной Людой, но она была старше на девять лет и не хотела связываться. Отговаривалась:
– Тебе надо надеть другую рубашку. Эта уже грязная.
Женька поспешно натягивал другую, хотя не мог терпеть ходить летом в двух рубашках одновременно. А Людка только смеялась:
– Когда Паша в положении ходила, цыганка мальчика нагадала, а родился, клепа, ты!
Было непонятно и обидно, отвечал "дразнилкой":
– Людмила – мыло!
Это было настолько "не в ряд, не в лад, поцелуй у кошки зад!", что обидчица даже не отвечала и уходила. И Женька срочно был вынужден вдогонку выдавать первые самостоятельно рифмованные обличения. Например:
– Людмила, Людмила, Мими утопила! – после чего убегал на Иртыш с такими же огольцами, все время боялся, что его увидят, почти никогда не успевал вернуться до прихода с работы мамы и почти всегда попадался.
Мать с речки уводила, Потом признал со вздохом,
Пугала по пути: Что плавает с тех пор
"Утонешь, вражья сила, Ни хорошо, ни плохо,
Домой не приходи!" А точно – как топор!
Недалеко на улице Почтовой был кинотеатр, и Женька оказался в числе артистов, которые перед детскими сеансами давали короткие представления (ревю!) событий в тереме-теремке, на Лимпопо или в Изумрудном городе. За это мордастая контролерша на зависть остальной публике, лезшей по головам за билетами, бесплатно пропускала их на любой, разрешенный детям до шестнадцати лет сеанс.
И он неограниченно скакал с Чапаевым и Кармелюком, человеком с ружьем ходил по Смольному, опоясывался пулеметными лентами на броненосце "Потемкин" и в Кронштадте, вместе с тринадцатью погибал от коварства басмачей и жажды, пел: "Мустафа дорогу строил, Колька-свист по ней ходил...", "Красавица народная, как море полноводная...", "Три танкиста, три веселых друга...".
Дети постарше разговаривали с мамой в библиотеке: "А есть "Тримушки Тера"? – "Нет, еще на руках!" – и он долго не понимал, о чем это они? Пока сам, научившись читать, не взял однажды потрепанный том "Трех мушкетеров"!
Помнит, что долго сливались в нечто единое и "Вдоль по улице метелица метет", и Метелица из радиопостановки по Фадеевскому "Разгрому" (или из книги, или из кинофильма?).
Когда дядя Миша приходил с дежурства и неохотно рассказывал, что охранял железную дорогу, Женька всегда недоумевал: что с нею, железной, может случиться? Почти на все детские просьбы он отвечал отказом: и во дворе не играй – собаку дразнишь, и в сигнальный рожок не дуй – не слюни, и ранетки и смородину попробовать нельзя – зеленые.
В садике росли и настоящие яблоки – маленькие, горьковатые, но лучшие были только на картинках, да говорили еще, что есть на базаре привозные из Алма-Аты.
Чтобы не идти через двор, где рвался с цепи Черкес и затаивался частенько отдававший супружеский долг деньгами дядька, Женька приспособился лазить за яблочками через окно из палисадника. Главное, как говорится, были бы "не смешны в саду даже шорохи..."
Если бы он не разживался таким способом, то и распробовать бы не распробовал из того "гостинца", который иногда перепадал от дяди Миши.
Шестнадцатилетие двоюродной сестры Люды поразило его обилием подарков, в основном, гравюр со светолунными пейзажами и парящими, когтящими добычу и с нею взлетающими орлами. По рюмкам была разлита облепиховая наливка, а гости собирались у ворот, крутили патефон, чему-то смеялись во дворе. А рюмки все стояли...
Он лизнул одну, потом вторую, еще и еще. И нализался. Это первое опьянение, возможно, и выработало в нем стойкое отвращение к спиртному на всю жизнь, хотя в разное время удавалось с ним справляться, чтобы не ударить в грязь лицом в мужской компании.
Дядя Сеня, брат мамы, лейтенант с крылышками в голубых петлицах, скрипел сапогами и портупеей поверх темно-синей диагоналевой гимнастерки, позванивал висящими на цепочках значками, поправлял кобуру и все рассказывал о штабелях каких-то трупов, которые бросали под колеса полуторок и которыми обменивались с японцами, о самурайских харакири и банзай. У Женьки мимоходом спросил:
– Знаешь, как по-английски писюн?.. Ну, так же, как повар на корабле...
– Как?
– Не как, а кок!
Евгений несколько раз ловил моменты, чтобы дотронуться до тугой кобуры и, наконец, замирая от дерзости, взмолился:
– Дядя Сеня, можно мне... дайте пострелять из нагана!
Тут все оживились, Семен Аверьянович достал настоящий и тяжеленный наган, который, оказывается, надо называть пистолетом, что-то из него вынул, вложил в Женькину руку и поставил в боевую стойку "Веллер станс".
Ему удалось раза четыре "стрельнуть", нажимая спуск двумя пальцами, потом пистолет пошел по рукам, все щелкали курком, он бегал от одного к другому, но больше ему оружие не досталось.
Отчим заявил:
– Видали бандита? Что из такого выйдет?
А дядя Сеня примирительно рассмеялся:
– Что-то да выйдет. Посадите на горшок, увидите!..
Утром за завтраком дядя Сеня подозвал Женьку:
– Хочешь – фокус покажу?
И после Женькиного кивка головой показал:
Я волшебник Шахер Махер.
Не могу я без чудес.
Оп-пускаю в воду сахар –
Фокус-покус – он исчез!
А взрослым задал хитроумную задачу.
– Решили как-то в хорошем настроении Сталин, Ворошилов и Молотов зайти в обычный буфет. Заказали, буфетчица подала. "С вас двадцать пять рублей", – говорит. Сбросились по червонцу, отдали, закусывают. Буфетчица вернулась за стойку, отсчитала пять рублей сдачи, говорит: "Мальчик, видишь, там дяди сидят? Отнеси, пожалуйста, им сдачу". Мальчик взял деньги, видит, что дядям уже еще больше захорошело, сунул два рубля себе в карман, а три – отдал. Сталин, Ворошилов и Молотов взяли каждый себе по рублю сдачи…
Вопрос! Дали – каждый по десять рублей, по рублю сдачи – получили. Значит, с каждого по девять рублей? Со всех – девять умножить на три – двадцать семь? Да? Да два мальчик стырил. Получается – двадцать девять. А сбрасывались? То-то, на тридцать! Спрашивается, кто скажет, куда делся рубль?
У Женькиного отчима, голым черепом выросшего из волос, если все мозги вытянуть, то получится только прямая линия от дома до того буфета. Чем ему соображать, где рубль?
Иногда по вечерам этот мыслитель и мама уходили в кино или в гости. Евгений прислушивался к посапыванию Бориски, из каждого угла бесшумно прыгали черно-белые фигуры, сначала он оглядывался на них, а потом окончательно цепенел, не в силах оценить, с какой стороны быстрее настигнет опасность. Просыпался братик, кричал, выгибался, а он, скованный ужасом, боялся шелохнуться, – не то, чтобы войти в другую, темную, комнату.
Когда взрослые приходили, мама бросалась к ребенку, а отчим волтузил Женьку, чем попадя. Он был охотником, работал техником в аэропорту, и попадался не только ремень, но и патронташ, и резиновый самолетный амортизатор…
Я папино имя
Пишу на ладони.
Ему запретили
Бывать в нашем доме.
Царапаю по столу
Кухонной сталью
Имя, что взрослому
Отчеством станет…
***
В нежелаемой полосе памяти была баня. Она, железнодорожная, краснокирпичная, дымила недалеко от них, и шли туда – с огромным эмалированным тазом и ссохшимся веником – тетя Оля, Люда и мама, которая тащила Женьку.
В бане, скользя на мыльном каменном полу, он добирался до свободной лавки и прилипал к ней, сгибаясь, ногами зажимая свое естество и боясь разоблачения. Но когда однажды толстенькая одногодка подошла с вопросом:
– Тута не занято, девочка? – это было еще ужасней.
После этого он в женскую баню больше не ходил – и под угрозой ремней, и под запреты Иртыша, кино и улицы, – ждал редких случаев, когда отчим брал с собой в мужскую.
Осенью сорокового они купили дом по улице Дунаевского в Немецком поселке. Так называли окраину их района за станцией Куломзино – когда-то ее застройку начинали немецкие переселенцы.
Прежние хозяева, выкладывая из самана толстые стены дома, руководствовались чисто практическими соображениями – зимой было тепло, а летом прохладно, но Женькина фантазия легко превращала простую хатку в древнюю крепость с роскошным парком (несколько кленов и кустов крыжовника в палисаднике) и подземным ходом (обширный подпол).
Из кухни была дверь в сени, из них – в сарай, что напоминало "анфиладу". Неостекленные "бойницы" сарая позволяли зимой и летом отражать из лука и гнутого из медной трубки пистолета-поджúгала атаки многочисленных врагов, фигуры которых он с приятелями рисовал на серой необструганной стене уборной. Были шерифы и "гринго", белые и самураи, рогатые фрицы.
Восемь соток огорода кудрявились картофельной и свекольной ботвой, ближе к дому возвышались навозные грядки с тыквами и огурцами, колыхался резкий запах табака-самосада и помидор, а подальше, на межах вставали стенами паслен, подсолнухи и конопля.
В палисаднике властвовал развилистый клен, дававший самый вкусный сок на десерт после пшенной с тыквой каши или картошки с молоком из пузатых кринок.
Сколько повылавливали здесь кузнечиков, повыливали старым бабовским методом тарантулов. Какими сладкими были выдернутая в соседнем огороде морковка, семечки из скрученной там иже головы подсолнуха, едва зардевшиеся вишни.
Тына-тына у Мартына,
Тына – у Мартынихи –
Воровали огурцы,
Ели у Данынихи!
Среди этого великолепия пролетел еще год. Женька рос себе неискушенным во многих грехах, даже не курил, только война и школа сделали из него то, что сделали…
"Внимание, внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза…" Именно так: "Работают все, воюют все", – говорит Москва.
Развеселые "аннушки"
Меж посадок летят,
Свесив ноги, солдатушки
Из вагонов глядят…
Губы плющили пальцами,
"Дай!.." – крича, дурачки,
С пылу-жару мы цапали
И курили "бычки"…
Босоногие, с цыпками,
У обочин путей
Вызывали улыбки мы
У военных парней.
Эти парни не ведали
(И не думали мы),
Возвратятся ль с победою
До начала зимы.
Пока до детского сознания доходила вся серьезность понятия "война", пришел школьный сентябрь.
Альмаматерная школа № 23 была самой железнодорожной из неполных средних, самой неполной средней из железнодорожных. Из уличной хевры, кроме Женьки, в 1А класс попали Гошка Лыков, Леонард Блажчук и Гунька Видерхер. Все из семей со средними материальными и умственными достатками.
Гунька запомнился трагикомедией. Чуть ли не на первом уроке ковырялся пальцем изнутри парты в маленьком отверстии, а когда учительница его окликнула, дернулся, было, но палец плотно застрял! Смех и слезы. Пришлось делать перерыв, парту вместе со страдальцем вынесли во двор и распилили.
Гуньку пересадили за другую парту, без внутренних изъянов, правда, с веселой надписью:
Кто здесь сидит, того люблю.
Все собирайте по рублю!
И пошла веселая и не очень классная карусель: чернильницы-непроливайки, светло-желтые пеналы из дощечки, розовые промокашки, номерные перышки, "палочные" ручки и жестяные вставочки. И сшитые мамами из лоскутков перочистки с пуговкой посередине, и с темносерыми обложками тетрадки "в линейку", "в косую" и "ф клеточку"!
Вскоре Гунька уехал на Урал с родителями, как все местные немцы, мобилизованными в трудармию.
Ардик был великоляпен. На уроках отвечал:
– Откуда привозили лес для пирамид? – Из Сибири!
– Мой дядя самых честных грабил…
– Беликов слетел с лестницы, встал и начал оправляться!
Не говоря уже о "прохождении" похождений Николая Васильевича Гоголя, у которого "гнал "Ревизор" на "Мертвых душах" в "Тарантасе Бульбы"!
Леонард, не шутя, твердил не "хочешь" или "хотим", а "хочúшь". И чуть ли не с него (Леонарда да Нынче!) пошел анекдот о четырех ошибках в слове из трех букв – "исчо"!
С Гошкой дружили и проучились вместе все семь лет. На переменках играли в бабки, в чику-расшибец и пристеночку, в "зоску" (кто больше подбросит вверх ногой плоский кусочек свинца пришитый к лоскутку козьей шкурки, много позже узнал, что в Корее это называют "чиги-чиги"), в лапту с мячом и в другую: лап ту, лап эту девчонку.
На самом деле на переменах они гонялись за одной. Это была розоволицая Бэття. Первый, кто ее догонял, мог поцеловать вырывающуюся в одну щечку. По домам! И бегут, поднимая стайки синичек, которые летят по ветру пестрыми ленточками. Пробегая мимо пруда, Женька и она брызгаются друг в друга звонким хохотом...
Обескровленно-строгие,
В белых пятнах бинтов,
Возвратились немногие
С первозимних фронтов.
В новогодние праздники
От коньков и от лыж
Мы вошли, первоклассники,
В госпитальную тишь.
В монтаже драматическом
Мы клеймили фашизм,
Он задумал фактически
Растоптать нашу жизнь.
Зритель, наголо стриженный,
Аплодировал нам,
Чай морковный разжиженный
От души предлагал.
Так росли... И не знали мы
В то начало войны:
Были мы больше раненым
Иль они нам нужны?
Долгие зимы были не только холодными, – голодными. Если летом кормил огород, который теперь вскапывали посередине улиц, а в начале зимы были запасы с него, то к весне были рады отдать в дальних деревнях самые дорогие вещи за мерзлую картошку. Вонючую в тепле, сладкo-приторную при варке.
Ценность каждого теперь определялась продуктовыми карточками: дворяне, изможденцы, литераторы, литербеккеры. Это: кто получал рабочие карточки, кто иждивенческие, кто по литерам "А" или "Б". Кто их не имел или потерял – были удэпеккеры – умирали днем позже.
В школе на большой перемене приносили деревянные подносы с разложенными порциями черного хлеба с сахаром. Мы поглощали их, всем туловищем ощущая, как утихает голодный вой внутри. С каждым днем кусочки становились все меньше, пока вовсе не стали с детскую ладошку с мокрым сладким пятном посередине.
Осенью малышам доверяли уборку свеклы и капусты в подсобном хозяйстве танкового завода – много ли съедят дети? Съедали столько, что однажды после обеда со – сколько влезет – щами без хлеба, работать уже никто не мог. Девочки выстроились очередью в обе кабинки сборного японского домика задумчивости типа "Серитока тама", а пацаны решили, с грустью, сидеть в капустном хрусте!
Настоящими праздниками в семье были дни, когда выписывали на крупорушке пару мешков баламутки – овсяной шелухи. Если ее залить водой, то через сутки на дне посудины собиралось клейкое и горькое тесто, из которого пекли блины на отработанном глицерине, добытом отчимом из амортизаторов самолетов.
Летом надо было запастись и топливом. Лоханы в законе промышляли на "железке". Возвращавшиеся из Урала в Кузбасс маршруты останавливались у входного светофора перед Куломзино, и можно было выгребать угольную пыль в мешок из закоулков рам хопперов и полувагонов.
В противоположную сторону они шли груженные, медленно выползали из станции на подъем, и Женька вскакивал на ходу, забирался наверх и, пока поезд набирал ход, сбрасывал несколько кусков антрацита. Или пока не появлялся откуда-то сопровождавший состав охранник, который за расхищение госимущества мог и подстрелить.
Еще лета два или три Женька пас корову, чтобы не платить пастуху. Гонял на вольные травы километров за десять. Или ближе водил на веревке в канавах. Пасся сам в зарослях ирги, лазал в поисках костяники и редкой землянички. И читал, читал все подряд.
"Тома Сойера" на вечер одноклассница дала.
О московской Бекки Тэтчер размечтался у стола…
Но это было еще зимой. Книгу Марка Твена Женька в третьем классе выпросил у Раи Антиповой, эвакуированной из Москвы. "В меня влюблялись все блондинки. И брюнетки. В нашем классе. А я шатенку полюбил. С третьей парты".Женька преследовал ее на переменах, по дороге в школу и обратно, в простеганном ватой пальто с негнущимися рукавами, пешком, на коньках и на лыжах:
Мазал мазью на мороз,
Натирал для таянья.
Выходил на школьный кросс,
Бегал на свидания.
След во след – скользящий бег.
Догонял упрямицу!
Все проходит... Стает снег,
А лыжня – останется!
Наступила весна, деревья полетели за птицами. И Раиса уехала на родину. Другая беженка, запорожская Верка Луценко – пионерка – всем примерка – передала открытку с рисунком крокодила: "Аккуратен, видно, он: чистит зубы с двух сторон", – и Райкиным адресом на Большой Якиманке, чисто выписанным 86-м перышком.
Вечерами Женька с деревянным автоматом ППШ одолевал сугробы в своем огороде и орал в начинающуюся метель: "И врагу никогда не добиться, чтоб склонилась твоя голова, дорогая моя столица, золотая моя Москва!"
Потом была переписка, которая длилась до окончания семилетки…
"В письмах все не скажется и не все услышится. В письмах все – нам кажется, что не так напишется…" А в действительности ничего, кроме проблесковых маячков памяти, вроде лыжни, не остается…
Не вспоминать же все подряд! Это что же будет? Все равно, что вести машину, глядя только в зеркало заднего вида. Не дай тогда Бог того, что будет!
Куда уходит детство, чтобы вернуться лишь в такие этюды? Если бы Женька знал, куда, или как можно вернуться в детство, разве стал бы он что-то писать сегодня?
Не обижаться
Умей смеяться над собой!
Но – со стыдом не вразнобой,
Не подавая виду,
Что чувствуешь обиду!
Когда уже секс у нас появился, а только талонов на него не хватало, то некоторые норовили обходиться без них. И плодили сирот. Спрашивают в роддоме:
– Кто родился? Мальчик?
– Не-а.
– А кто?..
Сколько таких умных вопросов осталось без ответа – не приведи Господи!
Сироту обижали с детства. Чужие взрослые и черствые люди. В доме ребенка, в интернате и в технической бурсе. Он еще только подумает, а уже приказывают:
– Здрисни!
Обида часто душила и в юности, когда друзья, а еще чаще – подруги – оставляли его наедине с нею. Одна говорит:
– Приходи вечером домой! Никого дома не будет…
Вымыл шею, почистил сапоги. Пришел. Дома, точно, ни кого не оказалось!
Рос он, росла и Обида. Избавиться от нее было все труднее. В самом деле, не скажешь этой глухой и неотвязной:
– Хочешь разборок – купи конструктор!
В зрелые годы чуть что:
– Уволим по статье!..
Обида уже так вымахала, что стала душить его прямо при всех: при продавщицах, нахамивших Сироте, при прохожих, в бок толкнувших, при начальниках низшего и среднего звена, налоговых инспекторах и рэкетирах, при старых шутниках и "новых русских", при любимых женах, что-то по привычке о себе вообразивших.
Не говоря уже о тещах и других наставляющих на истинный путь представителях старшего поколения. Они знают, как надо жить. Только не знают, как не надо.
Это вам не у них...
Детям и в Европе
трудно вне семьи:
захлебнутся в попе-
чительской любви!
Это – у нас. Где так и повелось. Куда Сирота, туда и Обида. Не получишь в тыкву – не почешешь репу!
Даже стопроцентное алиби стало неопровержимой уликой. Никто теперь не представляет, кто и когда, кого обидит. И сколько еще окружающих, как Сирота, окажутся на месте обиженных. Которым стыдно за тех, кому не стыдно.
Из огня да в полымя
И зырили вокруг:
На север и на юг,
На запад, на восток, –
Не курится ль дымок?
"Внимание–01" – так назвали конкурс, на всякий пожарный случай объявленный нашей печатной и сетевой "Ювентой".
Здесь рассказывают истории школьных возгораний и советуют чистить от сажи печные трубы, не выжигать по весне прошлолетний сухостой, не смотреть телевизор с закрытыми глазами, а уходя на занятия, не оставлять включенных лампочек и утюгов в туалетах и на их частях. Однажды посоветовали при пожаре постучать соседям, залезть в ванну, напустить воды и дышать в тряпочку!
Лишь о виновниках рубрики, то есть о пожарниках в рабочей обстановке, пишут и не всегда, и недостаточно. То ли не все наши корреспонденты знают, кто это такие и где в точности могут очаги образоваться, то ли мешает быстрота ликвидации.
Даже на фотографиях это донельзя малопочтенно проявляется. То бедные пожарники, как бешенные, по смазанным мылом трубам вниз съезжают. То по раздвижным лестницам вверх выстреливаются. Брезентовая хламида немодно торчит, как седло на архаре. На голове слепой противогаз.
Попробуй, пойми, кто это – доблестный борец с огневой стихией и с брандспойтом или сама эта стихия смертная с косой наперевес?
То ли дело в старину, рассказывают бабушки. Пожарниками называли только фальшивых погорельщиков (погорельцев), попрошайничавших по городам без земских тугаментов о факте уничтожения огнем всей недвижимости, то бишь избы да овина Такого-то Таковича россиянца в Таком-то селе Такого-то уезда.
А эти, лучшие помощники в быту городских кухарок, которые на рандеву так ли хорошо им заливали, носили гордые имена п о ж а р н ы х !
Пожарный – в мундире, сапоги зеркально начищены, усы закручены, каска ирокезом сияет, ремешком пристегнута, чтобы красная будка не лопнула. Лошади в классной упряжи, одной мастью лоснятся. И уж так просто, куда попало не выезжают, чтобы – сломя голову!
Сначала дежурный с каланчи должен дым или натурально там зарево усмотреть. Потом дернуть веревку второму, который внизу около сигнального колокола околачивающим числится. Этот тоже не сразу колотить начинает, а проверяет, не привиделось ли чего первому напрохмелах. Только потом сообщает остальной команде.
И опять никто никуда не летит, как на пожар, а высылают нарочного, чтобы лично на месте проверил. Может ведь быть – или само уже погасло, или какая-нито дрянь задымила, или огонь вдохновения на пункте приема макулатуры возник, или просто красный петух закукарекал? А ежели вправду горит, чтобы узнал, во сколько ведер воды может вылиться погашение.
А пока посланный уясняет, пожарные одеваются поосновательнее, бреются и освежаются, повязывают фирменные пояса с бляхами, кнопками, тренчиками, шпорами, штопорами и топориками и только потом, если есть из-за чего, будят брандмайора.
Тот, раскручивая бренд, выясняет, какой категории пожар и в какой он части города, дает команду трезвонить и указание, сколько для оповещения прохожих зевак поднять на каланче шаров. После чего вся дружина в полном согласии с комплексом стриптиза съезжает вниз и выезжает, с Богом, на борьбу.
Издревле известно, что можно бесконечно смотреть, как горит огонь, как течет вода, и как работают другие люди. И ведь вот – это все так и было, было на пожаре...
Нет, совсем не то, что сегодня: телефоны звонят, не только пожарники, но и добровольцы всегда готовы, красные машины, мыча и мяукая, маячат, мчатся, раз-два и кончена стихийная битва! Зимой даже согреться не успевают! Дожили. Ни тебе поглазеть, ни тебе посудачить.
Во многом другом тоже от прежних пожарных не отстают. И хотя сегодня уже в ГИБДД разработан специальный штопор гигантских размеров, который просто нанизывает несколько автомобилей, скопившихся в пробке, и выдергивает, но в отдельные часы пик только пожарный героизм помогает.
Рассказывают, никто не мог справиться с одной из пробок на выезде из города в пятницу. Ни регулировщики, ни патрульные, ни инспекторы. Только майор пожарно-технической службы выручил. Без всяких проблесков сирен, блях и штопоров. Два раза уверенно хлопнул ладонью снизу. И пробка выскочила.
То-то же: и нынешние – ничего себе – в быту пригодиться могут!
Новатор
Судьба мазнула по губам
Не медом, – средним пальцем дули.
Ты собирался сделать "ам"?
Теперь-то понял, что надули?
Потап Иванович Ездуня, как все герои показательных биографий, в раннем детстве перебивался с хлеба на воду, а позже в школе, как будущий деятель общественно-бесполезного труда – с двойки на тройку.
Родителей слушал: каждую ночь к стене стакан прикладывал. Потому отлично шевелил ушами и косил под водяного. Сидел на первой парте, но его вынуждены были пересадить, потому что все учителя получили ревматизм. А физик Небезлаев на своих уроках всегда предупреждал:
– Ты б, Ездуня, не садился возле барометра. А то он будет падать!
После какого-то техникума Ездуня работал метеорологом. То есть зимой и летом гнал пургу. С другой стороны, погода должна слушаться своих прогнозов. И Потап постоянно был занят, потому что в его районе всегда была какая-нибудь погода. Причем, если даже очень солнечная, то совсем никому не ясная.
Ездуня решительно внедрил основы настоящих народных примет. Раньше считали, что если ласточки летают низко, то это вороны. Ничего подобного: если низко, то – к асфальту! И если в дождь на лужах пузыри, то это дождь газированный.
Он каждый вечер брился перед зеркалом, смешно скособочившись, как собака у столба. От природы был рассеянным: однажды зашел в дамский туалет, а расстегнул воротничок.
Но всегда и в самых неординарных ситуациях проявлял свою изобретательность. К примеру, когда не стало в квартирах горячей воды, Потап не ел с тарелок, чтобы не загрязнять их, а грязные руки мыл в супе.
Уже к середине пятидесятых впервые новатор провел самостоятельное исследование и неопровержимо доказал, что один из сиамских близнецов был подкидышем.
А технические проблемы Ездуня вообще щелкал, как те семечки. Тем более что их было тогда, и всегда, больше и тех, и других, жареных семечек.
Например, была разработана новая модель саней, значительно превосходящая предыдущие. Предусмотрев еще одну пару оглобель, Потап Иванович блестяще решил давнюю проблему заднего хода бесколесного транспорта.
В 1963-ем он запатентовал одно из самых интересных своих изобретений. Если через переносной трансформатор включить в обычную однофазную розетку доярку, то ее производительность намного превысит показатели стаканной электродойки. Правда, ток будет трясти женщину, но не сильнее, чем любимый муж-механизатор. Не говоря уже о том, что большинство их сестры вообще безмужнее.
В 1970 году Потап Иванович предложил беспроволочный телеграф.
Известно, что для обычного телеграфа нужна проволока или кабель, столбы и землеройная техника. Если же разместить телеграфистов в пределах взаимной слышимости вдоль обычных дорог, то кроме экономии металла, дерева, резины и других дефицитных материалов, будет достигнуто высочайшая надежность – живые люди всегда сообразительнее – и решена проблема занятости населения в глубинке.
Не говоря о беспредельных возможностях человеческого фактора, легко усиливаемого во время передачи телеграмм не только прикладыванием ко рту ладошек, но и трубок, и рупоров. Даже внедрением простого правила: "Меньше слов – дешевле телеграмма!"
Восхождение к новым вершинам совершенствования окружающего мира стало единственной целью и причиной существования Потапа Ездуни. Все годы новатор трудился над главным делом жизни – синтезом смертельного всеклиматического яда. Но неудачно. За что заслуженно и получил Нобелевскую премию мира!
И все же после трудной зимы 1985-го Потап Иванович Ездуня отбросил коньки почти в безвестности. Но удачно: мог бы – старым и больным, а он все же – в средней поре и при здоровье. Однако, к досаде многих, его невыносимый характер не позволил вынести гроб из квартиры…
P. S.
И, может быть, потому его призвала демократизация страны. В середине девяностых новатор, обретший второе дыхание, руководил группой технического обеспечения благоприятного климата при регистрации поименного голосования в Кремлевском дворце съездов.
Предложил проект нового дома с квартирами, состоящими исключительно из небольших кухонь. В них могли бы, возрождая старую традицию, собираться интеллигенты, чтобы обсудить актуальные проблемы, поспорить о новостях, услышанных по старому приемнику.
Позже, идя навстречу медвежатной общественности, разработал принципиально новую конструкцию банковского сейфа. Новинка предельно технологична, так как изготавливается из тонкой жести, легко транспортируется и устанавливается. В случае утери ключей сейф можно открыть любым консервным ножом.
А потом, в начале тысячелетия, уже никто ничего не слышал о новаторе Потапе Ивановиче Ездуне.
Нелегкий выбор
Были уступчивы в дружной семье:
Папа – на деле, а мама – в уме?!
Он сидел на приставном стуле. У приставного окна. Из которого интерактивно спросили:
– Ну, что?
– Ничего.
– Как?
– Никак.
– А что же?
Вот всегда так. Юмор пишем, что в уме? А дело в том, что из одного большого ничего можно сделать ничего больше, чем ничего.
Игоресику надоело. Надоело, как маленькой собачке быть до старости щенком, как ласковому теленку – двух маток сосать, как сверчку – знать свой шесток или как рыбе – искать, где глубже, и гнить с головы, которой об лед все биться и биться!
Виртуальные френды, монстры и звездолеты – замечательно хорошо. Но… В семье самодостаточных родил, у которых лишь с достатком было туговато, пора было подумать и о реальном.
– Папа, я машинистом буду.
– Да, сын, – громко с выражением сказал папа, – мечта окрыляет человека. Только бы не накрылась она тоской мещанства…
Об этом Игоресик уже слышал и приготовился слушать еще.
– Да, сын, – продолжил папа, поворачиваясь в сторону кухни, – ты будешь рассекать поездами необъятные просторы Родины, встречая в пути рассветы и закаты дня, а не дурацкое непонимание тех, кому отдал лучшие годы...
– И это непонимание, Игоресик, – донесся из кухни голос мамы, – не будет единственной наградой той дурочке, которая поверит клятвам посвятить ей всю жизнь, оставит столичную аспирантуру…
– И эта дурочка, сын, – подхватил папа, – не будет вешать тебе всех собак на шею, если ты встретишь по дороге домой друга детства и зайдешь с ним в "Голубой Дунай"…
– И домой ты, Игоресик, – сказала мама, – приплывешь по Дунаю самостоятельно и без следов губной помады даже на галстуке…
– Неправда! – вскричал папа. – Это не помада, а красная флюоресцирующая эмаль для сигнальных полос на подвижном составе…
– И ты, – продолжала из кухни мама, – составишь счастье умной и нежной спутницы и уж, конечно, сможешь купить ей к сезону новую шубку…
– И жена твоя, сын, – поднялся еще на тон выше папин голос, – не будет швырять деньги направо и налево от своей жадницы…
– И ты, Игоресик, – звенящим голосом парировала из кухни мама, – не будешь называть деньгами несчастные деревянные, на которые…
– И не будешь каждый день выпрашивать эти несчастные рубли у жены на обед…
– И не будешь каждый день разрываться между работой, магазинами, кухней, уборкой…
– И сможешь хоть в свой выходной отдохнуть от скандалов и слез на босу ногу…
– И, как порядочный человек, не будешь притворяться, вызывая к себе любовь сына, как вообще не надо было вызывать ни в ком любовь, чтобы потом не было слез…
Выбирая себе родителей, не ошибись? Игорь терпел, терпел и, наконец, безмолвно отправился в туалет. Соображать – стоит ли ему вызывать столь противоречивые картины будущего при выборе?
Тогда-то и написал свою первую правдивую сказку о Мальчике-с-Пальчике, который шел из школы, захотел в туалет, а его туда не пустили, потому что, сказали, задаром у нас ничего не делается, и он описался, а мама недавними словами ругала его и менеджеров ЗАО "СероводоРодина", замутивших все это.
Потом записал в пока "Неизданное":
Детей было много. Водили хороводы, плясали и пели. Герман пока, конечно, не догоняет, что нужно делать. То вышел в центр хоровода, то чуть не отнял у ведущего таз с мыльным раствором на пенном шоу, то начал с елки отрывать шары с ветками.
Долго общался в коридоре с Дедом, точнее слушал разные байки, может, что-то и понял. В общем, праздник удался. Вел он себя очень хорошо и в меру раскованно".
Подумал еще и набросал план рассказа. Об умном дядьке, который, отчаявшись естественно переспорить жену, перечислил отрицательные черты ее характера на листочке бумаги, представил дочери, как "недостатки одного члена нашей семьи, мешающие счастью других", и услышал от нее:
– Гениально, папа! Я от всей души желаю тебе успехов в самовоспитании!
Тот опешил:
– У тебя совсем нет чувства юмора.
– Ч/ю? Да побольше, чем у тебя!
И уже надолго задумался, разъяснять ли читателям этот диалог.
Кто – кто, – не она
– Совесть мучает? Такое скажешь!
Что она? Химера из химер!
Я бессовестная? А докажешь?
Разве есть уже с о в е с т е м е р?
– Не бывает неблагодарных детей, бывают глупые родители, ожидающие от детей благодарности, – сказал кто-то.
– Но дети – цветы жизни… возразил некто.
– На могиле своих родителей?..
До цветов Любочке дотянуться не удалось. Хрустальная ваза разбилась. Вдребезги.
– Что ты наделала? – прибежали из кухни родилы и бабушка.
– Мурка вазу разбила… – заморгала мокрыми ресницами первоклассница…
Узнать оценки в дневнике ученицы четвертого класса Любы Голиковой родителям не удалось. Страницы оказались наполовину вырваны.
– Это Славка разодрал, – указала Люба на братика-ползунка…
Семиклассница Голикова забыла запереться в туалете в компании с дымящейся сигаретой.
– Кто тебя этому, дрянь, научил? – вскричала мама.
Кивая на жену старшего брата, Люба с досадой заявила:
– Она, кто – кто…
Она учительницей была, то есть психически ненормальной: увидит мужа, даже одетого, и хохочет, пока тот к ее раздеванию не созреет.
Однажды на уроке проверяла контрольные, что такое? – читает на подписанном листочке: "Прошу в моей смерти никого не винить".
– Бананочкина!
– Так она отсутствует…
– Что? Ее не интересует, что я ей поставлю?!.
В очередной раз убедительно успокоила родителей блондинка Любовь Голикова, появившись в итоге учёбного процесса с новорожденным на руках:
– Аист принес…
Такой талант
Дело умно выбирай,
По себе найти старайся.
Есть талант – не зарывай,
Нет его – не з а р ы в а й с я!
Что поделать, если у простого ученика сельской школы Павла Забийстрилку внезапно и такой талант прорезался. Талант от Бога. Писательский. Очевидный любому дураку и механизатору широкого профиля.
Ну, нравилось парню писать! Нравилось выводить буковки, знаки разные ставить. Те же точки. Напишет предложение – поставит точку. Закончит писать – поставит жирную точку.
– Все, точка! – кричит и радуется.
А ведь сначала математическим складом ума удивлял. Бригадир ему говорит:
– Будешь рыть яму для силоса три на три метра.
– А можно я вместо одной ямы 3х3 вырою три ямы 1х1?
И ведь:
– Рой! – пришлось бугру согласиться!
Начальство приезжало. Федедральное, маницапальное. Думняки, гдепутаты, гдепутаны. На черных шестисотых. Сами тоже все в черном, от купюр. С длинными не средними, а указательными пальцами.
И с корабля на баб! И обратно – на лоно. Там, где кончается асфальт, пили воздух – ведрами! Их хлебом не корми, дай молочка из-под бешеных кобыл.
До упаду коньсультировали – и с коня, и просто так, на ровном месте. Опосля опохмелки завсегда старались помочь крестьянам, тем же советом подсобить. Смотрят, бывало, как небоскребнутые, на пашенку и говорят:
– Плохо, плохо взборонили. Всего-то пуда два пшеницы по осени получите.
Одни местные думалишенные активисты благодарно удивлялись:
– До чего наука дошла! Мы рази мечтали о таком – два пуда пшеницы с клина, на котором намедни брюкву посеяли!
Другие ахали:
– Только не надо поднимать деревню, – опять оторвете от земли!
Лекции читали. Как правильно питаться ртом. Как ухаживать за посадками чипсов. О том, что курение зеленого Иван-чая не менее опасно для здоровья, чем питье растворимого Василий-кофе. О том, что нынче каждый культурный селянин должен знать, – вилы надо держать в левой руке, а косу – в правой.
Постановления доводили. "О повышении качества фальсифицированной водки", другие там. Данные опять же. Предвыборные социологические. Выходило, что в состав Законодательного собрания региона войдут 5 процентов депутатов с криминальным прошлым и 95 – с криминальным будущим.
На вопросы, в том числе ехидные, отвечали.
– Что это, по-вашему, значит, если каждую ночь видишь во сне картошку?
– По-нашему, значит, – или весной посадят, или осенью уберут!
– Знаете, как слово "депутат" расшифровывается?
– Конечно. Деньги есть помощников уйма, только ахинею талдычит!
– А как звучит, если наоборот прочитать, к примеру?
– Татупед… что ли?
Правильно, татупеды и есть!
И ведь только один местный интересант явно выступил против:
– Разрешите вас перебить! – но, хорошо, в меру трезвая охрана дрын у него вместе с руками таки выкрутила…
Да, стучались к Павлу в погреб, куда он сиганул, чтобы брать высоты творчества. В зоне недосигаемости мобильники не брали, потому кричали в отдушину. Мол, не зарывайся. На белый PR раскрутить предлагали…
Кабы бы не грязь черноземная, дык и слабó раскрутили. А то раскричались только, разойкались:
– Ой, тут тараканы по углам!
Еле успокоили: мол, так им и надо, наказание отбывают!
А все ж, перед самым отъездом пиарасты прямо голове администрации констатировали:
– Большой талант у вашего Павла, сложившийся.
– Да – вдвое, в подземных условиях…
– Да – не в угол носом рос!
– Чтобы с таким талантом совладать, надо высшую школу привлекать, армию, спецназ.
Легко сказать – школьники, бронепехота, спецназ... А в прошлый раз, когда буряки из снежного плена освобождали, или позапрошлый, когда с охватом урожая ньютоновки в садах до белых мух окапывались, или по весне, когда картошку с избитыми сливками в грязь похоронили...
Не говоря уж о том, что и так у них:
Повседневная еда –
Конопля да лебеда.
Праздничная пища –
Стейк… из голенища!
И-эх, начальнички, им как что не так, сразу – спецназ, спецназ... Послушать их, генерал-капитанов, можно и до смерти не умереть! А ведь каждый имеет право. На лево...
Павел вздохнул и вернулся к своим размышлениям. О прозе и поэзии. Вот ведь, получается, – сравнивать их между собой вообще не с руки. Поэзия-то первична, "устами младенца...", а проза – то, что осталось от нее вследствие жизни. Не стихами ли говорило человечество в своем детстве, не рифмованная ли поэзия звучит в первых криках малышей? "А-а, а-а, а-а, а-а,/ А-а, а-а, а-а, а..." – не четырехстопный ли хорей – "Сквозь волнистые туманы/ Пробирается луна..."?
А некоторые, и сам Павел в их числе, были вполне солидарны с вождем пролетариата прошлого столетия. Который уверенно говорил своему горькому другу: "Ну, что стихи легче прозы – я не верю! Не могу представить. С меня хоть кожу сдерите – двух строчек не напишу..."
Смотри-ка, как шпарят поэты в той же "Литературке":
В России, видно, есть особый ген,
Который всей стране выходит боком.
В ней постоянно – время перемен,
Но почему-то нет совсем уроков. Валентин Демин
Сегодня Павел тоже писал, не все получалось, комкал листы и выбрасывал. С ужасом думая, о необходимости осваивать компьютер. Это что же будет, что будет, где их столь набраться, компов-то, тем более наладонников, чтобы выбрасывать?
То ли было каких-нибудь сто лет назад:
"И. С. Тургенев был отличным пловцом и гребцом. Занятия гимнастикой были любимейшим видом отдыха Л. Н. Толстого. Отлично бегая на коньках, он в семьдесят лет неоднократно побеждал молодежь на домашних соревнованиях.
"Коньком" Куприна были плаванье и борьба. Горький занимался греблей, плаванием, игрой в городки, ходил на лыжах и бегал на коньках. Гимнастикой увлекались Чехов, Гиляровский, Левитан. Они были инициаторами создания первого Московского гимнастического общества…"
А еще, будто бы, было общество "Зеленая лампа"…
Позавчера он отправил в редакцию толстого литературного журнала свою прозу из школьной жизни с припиской о том, что разделяет сожаление заведующего отделом по поводу невозможности напечатать первый рассказ, присланный ему Павлом, и поэтому написал вот второй. Конечно, Гиляровского Павел не читал, но – ничто, прорвемся: ведь и Иван Сергеевич его не читал!
Ведь успешный тот, кто "успел ", раскрученный тот, кого с моста столкнули и заставили плыть против течения, продвинутый тот, кого все время двигают, а талантливый? Не тот ли, кому завидуют и стараются не замечать?..
Вчера выменял в соседней дыревне зеленую настольную лампу. Так для себя, чтобы поржать. Но некоторые вот заметили, понаезжали…
Сегодня надо выбрать для себя и это, – каким бы спортом увлекаться?
Откуда Она, Любовь?
Тебе, любимая, спасибо,
Что удержала, упросила...
Не исчерпалась наша близость,
Осталась в нас, не разлилась,
И чувство чистое родилось,
И освятилась просто связь!..
Достал меня Андрей. Имя, как диагноз – Андрейналин!
Спросил на КВН в прошлом году: "Красивые девчонки для чего созданы?" Собственный ответ был: "Для пацанов без воображения!" Вот и пойми сегодня, то ли я похорошела, то ли у него воображение взыграло?
Потому что было три недели до окончания гимназии, уже объявление вывесили "Сдать на экзамены…",а он так и ходил следом, ничем заниматься невозможно. А тут еще надо на выпускной бал где-то бабок перехватить. Родилы уже на официальную церемонию и наряды так поистратились, что неудобно даже просить о финансировании и междусобойной пирушки.
Вчера с дружаной Светкой в "КП" вычитали объявление: "Требуется фотомодель. Час работы – 10 тысяч долларов".
Ого! Как рекламанят! Это вам не "Красивая прическа в любое время в любом месте!" Кто желает срубить легких бабок? Мы, конечно, и непременно!
Ну, у меня все на месте. Не то, что у этих. То выходит, как из "Тысячи и одной ночи" Нехерезада, – одна бицуха. А то, вся из себя прозрачная, нарисуется тенями с помадой – две ноги от плеч до пола, и те заплетаются. Дунь – упадет. Упадет – рассыплется…
К вечеру свежажисты меня, всю из себя в приступе эйфоризма, обозвали обнаженной Махой, только что разве в Труссарди! И отделили от тех, других, которые, бледнея махом, исходят ахом… Ура!
Сегодня с утра началась работа. Фотографировали быстро, деловито, в любимых, потому и не очень трудных позах. Прошло целых три часа. Я никак не могла придумать, что буду делать с такими деньгами?!
Наконец появился продюсер с калькулятором и объявил:
– Расчет наличными, на месте!
А потом все пошло не то, чтобы не туда, а просто кувырком через тумбу! На которой сидела…
– Сколько раз щелкнул? – спросил хозяин у мастера.
– Сто кадров.
– Выдержку какую ставил?
– Одну трехсотую секунды, – также четко по-военному ответил фотограф.
– Так, – представляете, заявляет этот куркулятор, – десять тысяч поделить на три тысячи шестьсот, умножить на сто, разделить на триста – в итоге восемьдесят семь. Центов. Получите доллар. Сдачи не надо!
Я чуть сознание не потеряла… Ой – то есть – не лишилась чувств!
После такого обломного изобразия пришлось закатать губу обратно и мчаться на итоговое сочинение. Стою перед классом, света не вижу, шуточки шучу, что деньги портят людей, когда они у других, оправдываюсь, что завтра принесу. Светка, заклятая подруга, ехидно нарисовалась: захочешь, – не сотрешь, улыбается.
А этот опять где-то сзади подлетает, Андрей-воробей на ветке красивей, улыбка на ширине плеч! Рэпит:
– А ты мне не даешь сказать ни слова…
Фигасе, хипхопер! Развернулась и со всего маху дала ему рукой навытяжку по щеке. Больно! Мне руку больно, – он не знаю, как там!
Потому что входит уже наш Александр Николаевич, выводит на доске темы сочинения.
– Надеюсь, что не увижу, как вы списываете…
– Мы тоже…
Сажусь, уже вся из себя вдруг спокойная, и вместо какого-то светлого луча в тридесятом царстве, описанном на подколготной шпоре, почему-то пишу на совсем вольную…
"И ТАК БЫВАЕТ
Луч солнца был нежен, ласков и настойчив.
Маленькая Фасолина старалась оставаться холодной и замкнутой, но его мягкие прикосновения ласкали ее, ничуть не оскорбляя достоинства, его теплые слова и поцелуи проникали в самое сердце, и она вдруг с удивлением обнаружила, что с трудом расстается с ним по вечерам, а потом ждет, не дождется, когда он вновь появится утром, примет ее в свои ласковые объятия и осыплет всю своими нежными поцелуями.
– О, как я люблю тебя! – шептал он ей. – Как бы мне хотелось, чтобы ты вся-вся была моей, раскрылась для меня!
– Я люблю тебя! – отвечала Фасолина. – Я тебя очень, очень люблю! Но я не могу, я не должна этого делать!
– Родная моя! – шептал он. – Фасолинка моя, любовь моя единственная! Я так счастлив и мне очень хорошо с тобой! Мне и т а к хорошо с тобой! Мне никогда не было так хорошо, я никогда не чувствовал ничего подобного и даже не знал, что может быть такое. Я никогда не предполагал, что может быть такая любовь, что может быть так хорошо. Мне постоянно хочется тебя. О, если бы ты могла быть моей! Потом мы пожалеем о своей сдержанности!
– Любимый, родной, дорогой, хороший мой! – отвечала она. – Я знаю, что мы пожалеем, но все равно, мы не должны этого делать!
Три месяца их нежной и чистой любви пролетели, как сон. А потом судьба разлучила их и разлучила навсегда.
Фасолина оказалась в холодной земле. Луч солнца не мог пробиться к ней – он должен был жить в другом мире, он только мог пересылать ей свои теплые приветы. Они оба мучились из-за разлуки, но Фасолина, может быть, мучилась больше, а может быть, и не больше. Кто знает? Она думала о том, что теперь в ее жизни никогда не будет счастья, что зачем она была такой глупой, зачем она не отдалась своей любви, зачем она не сгорела в объятиях любимого?
А потом пошел Дождь. Большой, жизнерадостный, радуясь тому, что существует и летит, мчался к земле, отражая в себе всю прелесть окружающего бытия. Он коснулся бархатной нежно-зеленой Почки и замер от переполнившего его чувства. "Я люблю тебя!" – сказал Дождь и нежно поцеловал Почку. Это была совсем еще молоденькая Почка, юная и наивная, и в "скворечье замоскворечья" впервые слышала дождевые проникновенные слова.
Дождь задержался на Почке, он ласкал ее, но знал, что его путь лежит дальше, и они должны расстаться. Конечно, он мог остаться и прожить свою жизнь до конца с Почкой, но его тянуло к неизведанному. Расставание было горьким.
– Хочу тебя! – шептал Дождь.
– Возьми меня, я вся твоя! – трепетала Почка.
Собрав всю свою волю, Дождь отказался принять этот величайший дар и... полетел дальше. А нежная Почка отдалась первому же следующему Дождю: "жди, когда придут Дожди, а уйдут, не жди"!
Когда наш Дождь узнал об этом, ему стало горько и обидно. Он тогда еще не знал, что самый длинный (и самый нежный, самый счастливый) путь от любви и первой зародившейся страсти до удовлетворения этой страсти – это путь первой любви. А другие, если они будут, идут уже по проторенной дорожке, им легче и... может, слишком легко... так, что и любви не остается.
– Так вот они какие! – воскликнул наш Дождь и упал на другую Почку с полной решимостью идти до конца.
На другой Почке были следы Дождей, прошедших раньше, но она была зеленой и упругой, она знала любовь и томно отдавалась ласкам. Дождь познал прелесть удовлетворенной страсти и, горячо поцеловав Почку на прощанье, излился дальше. Так он лился с Почки на Почку, любя всех и не любя никого, уверенный, что другой любви нет и не может быть на свете.
– Хочу тебя! – говорил он каждой новой Почке и, чаще всего, этого было достаточно. В тех же случаях, когда Почка при этих словах не отдавалась ему, он добавлял:
– Люблю тебя, родная моя, хорошая! Как хорошо, что я тебя встретил! – и эти слова действовали всегда, так что наш Дождь уверовал в их магическую силу и заучил, как программу любви.
А потом, оставив бόльшую часть своего "я" по разным Почкам, Дождь попал на землю и, просочившись сквозь трещину, очутился рядом с Фасолиной.
– Хочу тебя! – привычно сказал Дождь и заключил Фасолину в свои объятия, из которых та с большим трудом вырвалась.
– Люблю тебя!.. – сказал Дождь и снова потянулся к Фасолине.
– Но я не люблю тебя! – удивилась Фасолина.
Дождь задумался. Фасолина была толстой и круглой и тем отличалась от изящных и тонких податливых Почек, которых Дождь привык любить, и в этом смысле она казалась ему не интересной. Но, с другой стороны, у Фасолины была гладкая белая приятная кожица. И потом она держалась так недоступно, а Дождь не привык отступать. И Дождь перешел в длительную осаду.
Он шептал Фасолине те слова – "родная", "хорошая" и прочие, – которые, он знал по опыту, должны были подействовать. Изредка он касался Фасолины легким поцелуем, и эти прикосновения и слова согревали Фасолину, хотя она и знала, что сам Дождь холоден внутри.
Фасолине было уже хорошо от того, что она не одинока, что есть с кем говорить, раскрыть свою душу, рассказать о своей любви, о которой раньше она никогда никому не смела говорить. Дождь же столько в жизни видел, столько знал! В его богатой впечатлениями душе обычный мир отражался красивой сказкой, с ним было интересно.
Дождь все разглядывал Фасолину. Уже развернув в полную силу свою испытанную программу любви, все еще сомневался: а стоит ли Фасолина этих усилий? Может, она не так уж хороша? И что в ней особенного? Эти странные сомнения не давали ему покоя. Но, сомневаясь, он, на всякий случай, шептал привычные слова.
Фасолина вдруг обнаружила, что вся она со всех сторон окружена, что Дождь обхватил ее и крепко сжимает в своих объятиях, и, главное, – ей это приятно, ей хорошо и покойно. И она отдалась новой любви со всей накопившейся страстью.
Дождь, просачивался в глубь ее тела, и, наконец, Фасолина, разбухнув и размякнув от неги и ласки, раскрылась! Это был настоящий праздник любви. Индивидуальность Дождя исчезла в этой любви так же, как и индивидуальность Фасолины: теперь они представляли одно целое. Дождь забыл о том, что ему хотелось раньше, чтобы любовь с Фасолиной была только эпизодом в жизни, он забыл о себе так же, как и Фасолина о себе: они теперь говорили и чувствовали только – "мы".
Дождю теперь ничего не нужно было, кроме Фасолины и их любви – единственного настоящего чуда жизни. Хотя если бы Дождь с самого начала знал, что так закончится, разве бы он пошел на это? Нет, конечно.
Она поняла это и оценила, как редкое счастье, которое не всем дано, которое могло пройти мимо нее, и она могла бы даже не узнать о том, что т а к м о ж е т б ы т ь…"
Сгоряча, рука болит, а написалось. Наболело?
После урока Андрей опять со смехом тут как тут, а меня боль уже не коготками рвет, – слезы катятся. Куда я теперь поступлю? В универ? Или в травматологию? Понял это воробей, потащил в медпункт.
Подходим, висит объявление: "Вход с первого этажа через женский туалет"! А как Андрею? Он говорит:
– Да пошли в поликлинику! – благо, она у нас прямо через дорогу.
Хирург осмотрел руку.
– А он придет челюсть вправлять? – спрашивает.
Узнал, что нет, что ему хоть бы хны, резюмировал:
– Ну, тогда ему к наркологу надо!
– Почему?
– Опьяневший от счастья!.. А у вас, что же – сильное растяжение. Я вам парафин, десять сеансов выпишу, походите обязательно, руку не травмировать, держать в теплом.
Вот тебе и… Я сидела в процедурной, тепло парафина успокаивало не только боль. Подумалось:
"Откуда она взялась, Любовь-Эрот-Эрос? Древние утверждали, что родилась. То ли от Ночи и Эфира, то ли от Ириды и Зефира, то ли от Афродиты с Ареем… Неправда. Не могло быть у них никакой любви до рождения Любви… В хлебниковской "Считалке богов" сам Эрот и тот на голову пересчитался:
Хахиюки! хихорó! эхи, áхи, хи!
Имчирúчи чуль буль гуль!
Мýри мýра мур!
Но откуда тогда она, Любовь?"
Тянуло в сон. Я теряла ощущения реального, постепенно превращаясь в Фасолину! И почему-то вся тепло светилась. Как блеснула бы Светка:
– Ой, первый раз в жизни от тебя так далеко отъехала крыша! Классно… прокачала третий глаз!
Она вообще такая находчивая по жизни. Представляете, стоим в туалете, курим. Забегает истеричная историчка:
– Какой класс?
А Светка ей:
– Буржуазия!
И, как ни в чем ни бывало, продолжает притчу рассказывать:
"Когда-то давным-давно на Земле был остров, на котором жили все духовные ценности. Но однажды они заметили, как остров начал уходить под воду. Все ценности сели на свои корабли и уплыли. На острове осталась лишь Любовь.
Она ждала до последнего, но когда ждать уже стало нечего, тоже захотела уплыть с острова. Любовь позвала Богатство и попросилась к нему на корабль, но Богатство ответило:
– На корабле так много драгоценностей, для тебя нет места.
Когда мимо проплывал корабль Грусти, Любовь попросилась к ней, но та ей ответила:
– Извини, я настолько грустная, что мне надо всегда оставаться в одиночестве.
Тогда Любовь увидела корабль Гордости и попросила о помощи ее, но та сказала, что Любовь нарушит гармонию на корабле.
Рядом проплывала Радость, но так было занята весельем, что даже не услышала о призывах Любви.
Любовь совсем отчаялась. Но вдруг она услышала голос где-то позади:
– Пойдем Любовь, я возьму тебя с собой.
Любовь обернулась и увидела старца. Он довез ее до суши и, когда уже совсем уплыл, Любовь спохватилась, ведь забыла спросить его имя.
– Скажи, Познание, кто спас меня? Кто это?
Познание посмотрело на Любовь:
– Это было Время.
– Время? – переспросила Любовь. – Но почему оно спасло меня?
Познание еще раз взглянуло на Любовь, потом вдаль, куда уплыл старец:
– Потому что только Время знает, как важна в жизни Любовь"…
– Э-эх, было бы что у твоего Андрея выдающегося…
– Да, ничего… – согласилась тогда я, но неожиданно и пронзительно вспомнила… и покраснела, как сейчас.
…И то ли из сна, то ли из недавних размышлений над сочинением, ясно и бесповоротно возникло неодолимое желание – узнать, откуда она взялась, Любовь, вместе со своим чистым Лучом солнышка. Сегодня, сейчас! Зачем мне буль-гуль-мурные жди-дожди завтра?
Когда зазвенит таймер, и войдет Андрей, я знаю, что скажу:
– Солнышко, я хочу быть твоей!
Было
– Надо, надо, – ела, ела...
Надоела, надоела!..
Жил-был и Жила-была. По фамилии Уклюжие. И было у них все необходимое. И не было остального. Потому что остального они и до се не нажили.
Женщины бывают умные или красивые. К Жил-быле ни в том, ни в другом – не придерешься! Она – чисто нотной была: Жúла-была по нотам пилила. Уже и жилбылята в три косых сажени вымахали, а она, знай, пилила. Потому и он всю жизнь бревном прикидывался: авось, не перепилят!
– Вкрути мне, – говорит однажды, – лампочку, хоть бы и стосвечовую! У этой уж все ватки выгорели из тех шести десяти, которые ей в киргизском городе Майли-Сае со знаком качества впаяли!
И назавтра обратно то же говорит. Достает и достает мужчину. А Жил-был везде по дому, огороду ходил, но боялся. Лошадей – спереди, собак – сзади, а женщин – со всех сторон. Выходит, что делать нечего. Надо вкручивать. А не охота.
Потому не прошло и ста вечеров, как, и звените, спер он в фирменном коровнике лампочку, облизал дочиста и позвал жилбылят. Ну, те с младых ногтей виды видывали. Взяли легенько батьку под микитки да под карачки и подняли до потолка.
Походили по кругу, повращали подстарковатого по часовой стрелке – старую безватную лампочку выкрутили. Через время против часовой стрелки его столько же раз покрутили – и нá, маманя Жила-была, тебе новый люкс для внутрисемейного освещения!
Посветлело в избе, тогда давай Жила-была другим донимать. Да со своей мамой в пересменку и говорят, и пилят, и припевают:
– И что за мужик такой, гвоздя вбить не может?
И обратно выходит, что делать нечего.
И долго еще терпел этакие песни Жил-был, потому что нигде нельзя было найти пары дебелых гвоздиков, по научному – дюбелей. Только когда конюшню, где раньше церковь была, стали обратно на дорогу, ведущую к храму, настрополять, там и нашел. На них хомуты да черезсупонники со славных времен еще красной кавалерии до сего дня сохли.
Пообдирался, ровно хлыст потрелеванный, но добыл-таки гвоздья, толечко чутку и гнутые. Выправил поровнее да и понес в двух карманáх в свою избу.
К той поре жилбылята уже нашли себе лягушек-царевен из Заболотья. Срубили срубы, съехали от старших Уклюжих да взяли и сами жилбылят мал мала меньше настругали. Уже и те один за однем выйдут в чистое поле, смотрят – стоит, а вчера не стоял. Значит, тоже пора понимать: без труда не вытащишь… и не вставишь!
Пришел Жил-был на свое остатнее какое-нито хозяйство. Жила-была с коровой перемычку завела, убирается там всяко. Тещи тоже пока слыхом не слыхать. Вбил Жил-был гвоздь. Вбил второй.
Тут на звук прямо в полномшубке залетает в горницу Жила-была голосисьтая. Жил-был ее хвать, да на гвоздь, который поближе, воротом и цепляет!
Жила-была верещит. Приползает на родной голос теща. Он и ее – за шиворот и на гвоздь, который дальше по стенке дожидается.
Сам кушак в охапку и под кабак околачиваться. В нем городские затеяли бывшим хозяевам земли гдевиденты раздавать. В аккурат на рояльный пузырь с холодцом хватило. Так что, пока домой принесли в полном справном стоянии, у Жил-былы и тещи голоса все и вышли. Одне зевки шипущи остались.
Не верите?
Да тут такие благодать и счастье в жизни расцвели, что Жил-был сам не верит. А баяли, было!
Инородцы
Сомнений червь, увы, не скоро
Источит яблоко раздора!..
Зарубежье бывает дальним, ближним и внутренним. В нашем монолитном – площадка девятого этажа. На этой стороне – наши, а на той – ихние живут. Инородцы. Не то, чтобы просто узкоязычные, – явно какой-то национальности!
Нынче утром ихнего малышонка в лифте поймали. Ничего по-нашему не сечет. Ни тебе – калбу, ни себе – дуону! Научили. Не все слова, правда, понимает, но уже ходит, ерошит стихами воздух:
"Беги, Вильняле, в Вилию,
А с Вилиею в Немунас,
Скажи: "Отчизну милую,
Как солнце, любят все у нас!"
Другие наши прохожие заинтересовались:
– Как тебя зовут?
– Петя.
– Молодец, давай повторяй, повторяй, Пятрас!
Пять раз и повторил…
Тут ему уже вместо лирики сатиру сочинили:
Как-то нашему Петру
Дали орден в ЦРУ.
Высечено в ордене –
"За измену Родине"!
И только, было, вздремнуть легли – ор, визг. Нашего уволокли инородцы балахманные. Туда-сюда, а уже его облапошили, всякой матуёвине от "е" до "х" обучили – на всех языках с одним акцентом!
Наши им – через площадку:
– Ах вы, бродяги! Распокупанты недоколыханные! Вы это что же, это, а?!
– Что – что? – варнякают.
– Да у вас, что – вся совесть последняя, японский бог, на сакуру вышла? Нашего, коренного, своему могучему учите?!
– А вы, что же – нашего? Эвон до сих пор пацан по-вашему стихами в туалете давится!
– Ну, что вы за безмозглые? Дык ведь мы вашего иноязычника своему научили. А вы-то – совсем наоборот, нашего! Ну, нельзя ж этак-то, господарищи кавказята, уважаемые без кнута и вождей!
А эти ихние, беспонятные-то – шары вылупили, блымают себе, лыбятся:
– Здрасьте вам через окно! – и боле ничего, окончательно огнезделели с нами, что ли?
До чего народ бесстыжий: одно слово – инородцы. Уродятся же такие!
Ох, уж эта юность!
Молодость – чудесная вещь. Сущее преступление – отдавать ее детям, чтобы те тратили ее попусту. Дж.-Б. Шоу
И действительно… Отдавать тем, у которых ни профессии, ни прав, ни денег, только сексуальная ориентация – молодым везде у нас… туда им и дорога?
Наши нынешние дети стали тиранами, они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям. Попросту говоря, они очень плохие".
Сколько умных и неравнодушных к судьбам общества людей могли бы подписаться под этими горькими словами. Между тем, под первой цитатой уже есть довольно авторитетная подпись – Сократ (470 – 339 годы до нашей эры).
Вторая изречена Гесиодом (около 720 года до нашей эры).
Третье высказывание принадлежит египетскому жрецу, жившему за 2000 лет до нашей эры.
Четвертая цитата обнаружена на глиняном горшке, найденном среди развалин Вавилона. Возраст этого горшка – свыше 3000 лет…
Ничто не вечно под луной. Если не считать нескольких вещей, среди которых вечно цитируемая продлема отцов и детей. Продукт прошлых веков, у которого, на удивление, не истек срок давности…
Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем. В. Белинский
Уважаемый читатель! Здесь Ты сможешь прочитать и оценить конкурсные произведения:
– Историческая верояция благого вения
– Давным-давно крылатые
– Жизнеписание живописца
– Верность Пенелоп?
– Из сафьянных портфелей
– Товарищизмы
– Шпаргалка по "Истории"
– Таранные вагоны
– Сувалкия-Габрово
Историческая верояция благого вения
– …Какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, – тут лицо из надменного превращается в умоляющее, – ведь ее не было! Молю тебя, скажи, не было?
– Ну, конечно, не было, – отвечает хриплым голосом спутник, – это тебе померещилось.
– И ты можешь поклясться в этом? – заискивающе просит человек в плаще.
– Клянусь, – отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
Улыбающийся М. Булгаков ("Мастер по Маргаритам"!)
В светлый день Пасхи говорят это люди друг другу: "Христос воскрес", – получают утвердительный отзыв: "Воистину воскрес", – и с умилением христосуются. Я сам, бывало, весь из себя христосиком балдею и забываю все на свете, а не только историю.
А ведь и в научных трудах, и в "Занимательном евангелии", и даже в "Мастере и Маргарите" такое излагали… Почти такое…
Во времена пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата исторические события случались гораздо реже, чем раз пять в день, в год или даже в пятилетку. Когда в городе незвано появился рожденный девственницей Иисус Христос, а Иуда Искариот анонимно накатал на него телегу, то люди как раз митинговали у прокурат-оратуры, точнее, орали, требуя хлеба и зрелищ, в том числе побольше исторических событий в единицу времени.
И научно мало обоснованное, но конкретное их количество выкрикивали:
– Раз пять! Раз пять! Требуем! Требуем! Раз пять!
Понтий Пилат и пошел им навстречу, но – в меру своей испорченности, то есть не той дорогой, а этой:
– Распять, – говорит, – этого Иисусика по просьбе передовых, – добавляет, – трудящихся демоса! Да на кресте чтоб, во имя Господа! – воздымая десницу к небесам, уточняет и размахивает.
Воистину неисповедимы пути Твои, Господи. И на путях осуществления объявленного народным мероприятия незамедлительно начались и подолгу времени затем многажды продлились многие трудности.
Несколько лет утрясали сметы и куркуляции работ, штатные расписания НПО "Голгофа" и Лысогорской канатно-рельсовой дороги. Столько же лет и зим разрабатывали технические условия изготовление креста, инструкции по охране труда и карты технологического процесса распятия.
И только через три года после того сляпали изделие, мало-мальски пригодное для распятия, и в пределах Божеских допусков по вертикали установили его на Лысой горе.
Но из-за очередной реорганизации производства у смежников не была готова плащаница. Не было и нужных гвоздей: предусмотренные рабочими чертежами типоразмеры были унифицированы с применявшимися в кибуцном строительстве, – туда и уходили.
Когда стало ясно, что кренящийся с каждым землетрясением крест может, не дождавшись прибивания Иисуса, завалиться и прибить прораба Левия Матвея, последний задумал вывернуться из этого цейтнота с Божьей помощью. Через ангелов-хранителей своих друзей наверху он добился решения о воскресении Христа.
Остальное было делом темной ночи, другими словами, всенощной. С вечера, отправив донесение о распятии Христа, Матвей вывел его в голые пески под ясные звезды.
– Вперед! – говорит.
Христос за долгие годы ожидания тоже стал уже не тем Иисусиком, каким был.
– Лучше вверх, – отвечает, – чем вперед!
Хитрый Левий Матвей только примирительно махнул на прощание:
– Вам с Богом виднее, – да и отправился к заядлым синайским блудницам.
Христос сунулся, было, следом, стал каяться, что ни разу не согрешил и не сможет, дескать, перед Всевышним, как надо, покаяться. Но тут его призвали. Так он с этим своим гласом вопиющего в пустыне и вознесся.
Левий же Матвей кому с утра, а Понтию Пилату – к обеденному возлиянию такую сцену разыграл с предъявлением простыни, которую случаяно у блудниц прихватил, что до сего дня этой плащаницей со следами крови "Христовой" дурят верующих в Турине.
А простой демос, который ничего своими глазами так и не видел, с той самой утрени стал у этих фарисеев из НПО спрашивать, где, мол, Иисус:
– Христос воскрес?
А те в ответ:
– Воистину воскрес! – и ну целоваться, чтобы глаза свои бесстыжие спрятать!
Во-от как дело-то было… что эта древняя история той левой плащаницей обернулась. И еще одной, но уже назидательной фразой о том, что и Христос был простым евреем, а кем стал?!
Давным-давно крылатые
Беспрерывно промываются временем и шлифуются рассыпанные в пословицах золотые крупицы народной жизни, борьбы и традиций бесчисленных поколений. М. Шолохов
Исстари известны крылатые слова. Которые еще и ходячие, стоячие, лежачие – в зависимости о того, в каком положении находятся читатели.
Какие события им предшествовали в обозримом пространстве и времени? СЛОВО НЕ ВОРОБЕЙ, ВЫЛЕТИТ – НЕ ПОЙМАЕШЬ. Но именно вылетев по случаю, пословицы неслучайно свили прочные гнезда в речи "бесчисленных поколений".
Ответы о происхождении некоторых из них оказались на стыке анекдотиотизма известных событий истории Отечества российского и воображения неизвестного автора кратких резюме по их поводу (с выделением прописью уместных крылатых выражений).
***
Во время коронации Анны Иоановны, государыня пришла из Успенского собора в Грановитую палату и уместилась на трон. Но когда вся свита, наконец, успокоилась вокруг, императрица неожиданно встала и с важностью сошла со ступеней.
Под изумленными взглядами царедворцев Анна подошла к князю В. Л. Долгорукову, взяла его за длинный нос, уставила палец другой руки на портрет Ивана Грозного и повела сего члена Верховного тайного совета по кругу. После того, остановившись против портрета, грозно спросила:
– Князь Василий Лукич, ты знаешь, чей это образ?
– Знаю, матушка государыня!
– Чей же он?
– Царя Ивана Васильевича, матушка.
– Ну, так знай и же то, что хотя баба, да такая же буду, как он! Вас, семеро дураков, сбиралось меня дурачить, так я тебя прежде ВОКРУГ ПАЛЬЦА ОБВЕЛА. Убирайся сейчас в свою деревню, и чтоб духом твоим не смердело!
***
Скажи мне, кто твой шут, и я скажу тебе – какой ты царь.
– Знаешь ли ты, Алексееич, – сказал однажды шут И. А. Балакирев государю при многих чиновниках, – какая разница между колесом и стряпчим?
– Большая разница, – сказал, засмеявшись, Петр I, – но ежели ты знаешь какую-нибудь особенную, так скажи, и я буду знать.
– А вот видишь, какая: одно криво, а другое кругло, однако это не диво, а диво, что они, как два братца родные, друг на друга похожи.
– Ты заврался, Балакирев, – сказал государь, – никакого сходства между стряпчим и колесом быть не может!
– Есть, дядюшка, да и самое большое.
– Какое же это?
– Такое, что и того и другого НЕ ПОДМАЖЕШЬ – НЕ ПОЕДЕШЬ!
***
У Антонио Педрилло, придворного скрипача петровских времен, захворала жена. Посетивший ее дохтур спросил ввечеру:
– Ну что, легче жене? Что она сегодня ела?
– Редьку, – отвечал музыкантер.
– Превосходно! Лишь бы не сладкое, которое ей решительно и противно нельзя. Ела с аппетитом?
– Нет, с хреном, – изъяснил Педрилло.
– Ну, – ХРЕН РЕДЬКИ НЕ СЛАЩЕ!
***
На звон колокольчика Екатерины II никто из прислуги не явился. Она пошла из кабинета в уборную и дальше и, наконец, в одной из задних комнат увидела, как истопник усердно увязывает толстый узел. Оглянувшись на императрицу, злодей оробел и упал на колени.
– Простите мя, Ваше Величество!
– ПОВИННУЮ ГОЛОВУ И МЕЧ НЕ СЕЧЕТ! Да что ж такое ты сделал? Винись.
– ТО И ВИНА, ЧТО ПОПАЛСЯ. Вот матушка-государыня: набил торбы-то всяким добром из дворца. Тут и жаркое, и пирожное, сколько-то бутылок пивца и фунта три конфект для ребятишек. Отдежурил ночную, себе домой и навострился…
– Да где же ты выйдешь?
– Дык, вот здесь, по эфтой лестнице.
– Тут встретит тебя обер-гофмаршал, и я боюсь, что детям твоим ничего не достанет. Возьми-ка свой узел, иди за мной.
Через залы вывела она его на другую лестницу, отворила дверь:
– Ну, ОДНА НОГА ЗДЕСЬ, ДРУГАЯ ТАМ!
***
– Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом, – говорит Екатерина II какому- то генералу.
– Разница большая, – отвечает специалист, – сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сам по себе, а единорог сам по себе.
– А, теперь понимаю! КАЖДОМУ СВОЕ: КАК ЗОВУТ, ТАК И ОБЗЫВАЮТ!
***
Английский посланник лорд Витворт подарил Екатерине Великой огромный телескоп, которым она очень восхищалась. Придворные, угождая государыне, друг перед другом спешили наводить инструмент на небо и уверяли, что довольно ясно различают горы на Луне.
– Я не только горы вижу, но даже лес, – сказал генерал С. Л. Львов, когда очередь дошла до него.
– Вы возбуждаете во мне любопытство, – произнесла Екатерина II, поднимаясь с кресел.
– Торопитесь, государыня, – продолжал Львов, – уже начали рубить лес, вы не успеете подойти, а его не станет… – бросился вон от телескопа и полетел со ступенек.
Екатерина рассмеялась и, возвращаясь на свое место, сказала:
– И поделом тебе, забавник: ЛЕС РУБЯТ – ЩЕПКИ ЛЕТЯТ!
***
В Государственном совете разбиралось дело о женитьбе князя Г. Г. Орлова на его двоюродной сестре Екатерине Николаевне Зиновьевой. Орлов, всегдашний недоброжелатель К. Г. Разумовского, к этому времени уже был в немилости, и члены Совета, долго перед ним преклонявшиеся, теперь решили разлучить его с женою и заключить обоих в монастырь.
Один Разумовский отказался подписать приговор и объявил, что для решения дела недостает выписки из несуществующего "Постановления о кулачных боях". Все смеялись и просили разъяснения.
– Там, – невозмутимо ответил К. Г. Разумовский, – наверное сказано, что ЛЕЖАЧЕГО НЕ БЬЮТ!
***
Один иноземный генерал за обедом у А. В. Суворова без умолку восхвалял его так, что даже надоел и хозяину, и гостям. Подали жалкий, подгоревший пирог, от которого все отказались, только Александр Васильевич взял себе кусок.
– Знаете ли, господа, – сказал он, – шутить бы рад – отшучиваться тошно, но скажу: ремесло льстеца не такое и легкое. Лесть похожа на сей пирог: надо было его умеючи спечь, всем нужным начинить в меру, не пересаливая, ан мой Мишка-повар – никудышний льстец. Выходит – УХУ СЛАДКО, ГЛАЗАМ ПАДКО, А СЪЕШЬ – ГАДКО!
***
Отец декабриста, Иван Борисович Пестель, сибирский генерал-губернатор, безвыездно жил в Санкт-Петербурге, управляя отсюда далеким краем. Это служило постоянным поводом для насмешек.
Однажды Александр I, стоя у окна Зимнего дворца с Пестелем и московским генерал-губернатором, книжником, публицистом и автором комедий Ф. В. Ростопчиным, спросил:
– Что это там, на церкви, на кресте черное?
– Я не могу разглядеть, Ваше Величество, – ответил Ростопчин, – это надобно спросить у Ивана Борисовича, у него чудесные глаза: он видит отсюда, что делается в Сибири…
– Да уж, – парировал Пестель, – не чета некоторым – СМОТРЯТ В КНИГУ, А ВИДЯТ ФИГУ!
***
Генерал Е. И. Чаплиц говорил очень протяжно, плодовито, С ЧУВСТВОМ, ТОЛКОМ, РАССТАНОВКОЙ.
Граф В. И. Апраксин, более известный под именем Васеньки Апраксина, приходит однажды к великому князю Константину Павловичу, при котором находился он на службе в Варшаве, и просится в отпуск на 28 дней.
Между тем ожидали приезда императора Александра I. Великий князь, удивленный несвоевременною просьбою, спрашивает Васеньку, какая необходимость заставляет его отлучаться от Варшавы в такое время.
– Генерал Чаплиц, – отвечает тот, – назвался ко мне завтра обедать, чтобы рассказать, как попался он в плен во время первой Польской революции. Посудите сами, Ваше Высочество, БЫЛЬ НЕ СКАЗКА, ИЗ НЕЕ СЛОВА НЕ ВЫКИНЕШЬ, раньше 28 дней никак не отделаюсь!
***
Во времена царствования Александра I служили три родных брата Беллинсгаузены: первый – адмирал Фаддей Фаддеевич, второй – генерал Иван Иванович, третий – действительный статский советник Федор Федорович. А отца их звали Карлом! Как так?
Случиться такое могло только в России. Фаддей воспитывался в морском корпусе.
– Как тебя зовут? – спросили его при приеме.
– Фаддей.
– А по отцу?
Плохо знавший русский язык Беллинсгаузен не понял вопроса, и, подумав, повторил опять:
– Фаддей.
– Пишите: Фаддей Фаддеевич!
КАК СКАЗАНО, ТАК И СДЕЛАНО.
И записали. То же самое произошло с Иваном, который стал Ивановичем, и с третьим братом – Федором свет-Федоровичем! Так их записали в корпусах, так выпустили в производство, так служили и умерли…
Вот и понимай теперь, что ведь, правда, говорили и говорят – НЕ ВСЯКОЕ СЛОВО СТАВЯТ В СТРОКУ!
***
Граф Федор Иванович Толстой, за пребывание на Алеутских островах прозванный Американцем, не всегда правильно, но сильно и метко говорил по-русски.
Однажды за обедом, на котором Американец уже запевал с другими гостями на манер Фигаро из Россини: "Сыто, сыто, пьяно, пьяно!" – подали какую-то закуску. Толстой отказался. Хозяин стал угощать:
– Возьми, Толстой, ты увидишь, как это хорошо. Тотчас отобьет весь хмель!
– Но, Боже мой! – воскликнул Федор Иванович, перекрестясь. – За что же я два часа трудился? Нет, слуга покорный, хочу оставаться при своем: КТО ПЬЯН ДА УМЕН – ДВА УГОДЬЯ В НЕМ!
***
Графоман, граф Дмитрий Иванович Хвостов был известен всей читающей России, произведения свои дарил не только знакомым, но даже станционным смотрителям. Но нет того плохого стихокропателя, у которого не встретилось бы несколько строк, достойных памяти.
Иван Андреевич Крылов сидел на лавочке в Летнем саду после обильной трапезы. Вдруг взбунтовавшийся кишечник позвал его хотя бы в кусты, а бумаги нет. На счастье увидел он приближающегося по аллее графа Хвостова. Крылов к нему:
– Здравствуйте, граф. Нет ли у вас чего новенького?
– Есть, вот сейчас прислали из типографии вновь отпечатанное мое стихотворение, – и подал листок.
– Не скупитесь, граф, и дайте мне еще два-три экземпляра.
Обрадованный неожиданным интересом, Хвостов исполнил его просьбу, и Крылов с добычей поспешил в кусты. Сидя здесь, прочитал Иван Андреевич запомнившееся и потомкам: ПОТОМСТВА НЕ СТРАШИСЬ – ЕГО ТЫ НЕ УВИДИШЬ!
А, управившись со своей нуждой, провозгласил: УМЕНЬЕ ВЕЗДЕ НАЙДЕТ ПРИМЕНЕНЬЕ!
***
Чревоугодие Крылова было известно. Александр Михайлович Тургенев, пригласив его на званый обед, вместо полагающихся четырех блюд призвал – для изготовления пятого – повара из Английского собрания, известного под именем Федосеича.
Иван Андреевич расправился было с обедом, а тут появляется горою сложенное блюдо, изукрашенное зеленью и чистейшим желе. Крылов сделал изумленное лицо, хотя точно ждал сюрприза, и, стараясь придать искренний тон, заявил:
– Друг милый и давнишний Александр Михайлович, зачем предательство сие? Ведь узнаю Федосеича руку! Как было по дружбе не предупредить? А теперь что? Все места заняты!
– Помилуйте, Иван Андреевич, – отвечал Тургенев, – известно, НАТОЩАК НИЧЕГО НЕ ИДЕТ! Должно найтись местечко.
– Для Федосеича трудов всегда найдется, а если бы не нашлось, то и в проходе постоять можно, – отшучивался Крылов.
…Потом он божился, что сыт до отвала. Хозяин приглашал заходить еще.
– Всенепременно и в скором времени, – обещал Иван Андреевич, – НЕ ПОМНИТ СВИНЬЯ ПОЛЕНА, А ПОМНИТ, ГДЕ ПОЕЛА!
– Ну, по совести, – улыбался Тургенев, – неужели вы, Иван Андреевич, так натощак и спать ляжете?
– По совести, натощак не лягу. Ужинать не буду, но тарелочку кислой капусты и кувшинчик квасу на сон грядущий приму. ПРИНЯЛА БЫ ДУША, А БРЮХО НЕ ПРОГНЕВАЕТСЯ!
– А полезно ль?
– ЧТО В РОТ ПОЛЕЗЛО, ТО И ПОЛЕЗНО!
***
При возведении моста через Неву забивать сваи были вынуждены несколько тысяч человек, что, не говоря о расходах, крайне замедляло ход работ. Искусный строитель генерал-директор С. В. Кербедз поломал умную голову и выдумал машину, значительно облегчившую бы и ускорившую этот египетский труд. Описание машины он представил Главноуправляющему путей сообщения и ждал, по крайней мере, благодарности.
И граф П. А. Клейнмихель не замедлил "утешить" изобретателя. Станислав Валерьянович получил официальный и строжайший выговор: почему он этой машины прежде не изобрел и тем ввел казну в огромные и напрасные расходы?!
Поперек текста выговора Кербедз горестно начертал: НЕ ДЕЛАЙ ДОБРА ЛЮДЯМ – НИКТО РУГАТЬ НЕ БУДЕТ!
***
Как-то раз в Английском клубе морской министр А. С. Меньшиков подошел к П. Я. Чаадаеву со словами:
– Что это, Петр Яковлевич, старых знакомых не узнаете?
– Ах, это вы?! – отвечал Чаадаев. – Действительно не узнал. Да и что это у вас черный воротник? Прежде, кажется, был красный?
– Да разве вы не знаете, что я морской министр?
– Вы? Да я думаю, вы никогда и шлюпкой не управляли.
– Так что? НАМ, ГДЕ БЫ НИ РАБОТАТЬ, ЛИШЬ БЫ НЕ РАБОТАТЬ!
– Разве что так, – заключил Чаадаев.
Живописание живописца
о биографии и творчестве незаурядного и самобытного французского художника ХIХ века Гюстава КУРБЕ – ЭССЕ, что означает: Экспозе С Сатирою Едины…
Он стал художником.
Всю жизнь не мог скрывать
Того, что очевидно:
Хорошую картину
Жалко продавать,
Плохую – очень стыдно!
За сорок недель до рождения Гюстава Курбе его уже довольно ясно срежиссировал отец Режис. Тем не менее, матери вдруг приспичило лезть за сыном в капусту посреди новогодней ночи. И в такой темноте, что никто не увидел, произошло это событие до или после нуля. В довершение всего отец уже квасил с друзьями – и не только капусту…
Поэтому рождение младенца стали отмечать дважды в год. А потом и вовсе биографы все перепутали, нарисовав дату рождения десятого чтиюня, а тридцать первое гдекабря сделали числом смерти!
Первое, что натурально увидел Гюставчик, была довольно не бесплатная акушерская помощь, понятно, кверху ногами. Происходил очередной рост продолжительности жизни, поэтому не по дням, а по часам начал расти и плод любви, даже некоторое время – без отрыва от пуповины. Несмотря на то, что родился не с той ноги, его своевременно и ухватисто спеленали и бережно, словно снаряд, уложили на хранение к друзьям по счастью.
С родительницей он познакомился, когда она вдруг зажала ему нос, чтобы новоявленный гений распахнул рот и начал всемирно известный процесс питания.
К его удивлению, при обмене веществ никто никого не обманул, а родителей вообще не выбирают. Может, и было в его матери что-то такое, не очень разумное, зато доброе и вечное, и щекотное.
Казалось, что теперь коротай время соской, смотри да впитывай. Оказалось – не казалось.
Не все так просто в жизни, а в жизни великих – тем более. Фамилия его отца была Courbet. Гюставу она не нравилась, но беззащитного ребенка заставили взять ее себе.
И тогда впервые у него появился страх. Перед жизнью, перед сильными мира сего родными Жаном, Дезире и другими, которые сначала швыряли капустные кочерыжки в невиновного аиста, а потом потребовали, чтобы их называли членораздельно, а не слюняво гукали в ответ.
Прикрепленный к семье аист с той поры уже никогда не доносил никого до дома, а бросал в капусту. В довершение всего начального ухода и питания женщины фермы Франш-Конте близ Орнана взяли моду приставать к ребенку с непонятными:
– А-а-а-а!
– Пись-пись-пись!
Водили пальцами по деснам и совали туда ложку, приговаривая:
– Ам-ам!
Дальше – больше. Вплоть до того, что, наконец, в процессе обогащения себя всеми знаниями, которые выработало человечество, Гюстав Курбе испытал то же чувство одиночества, которое позже стало присуще основоположнику экспрессионизма Эдварду Мунку. Окружающие различали только три цвета красок: белая, зеленая и засохшая.
Когда неистово орущего индивидуя поставили в безвыходные условия глухого угла комнаты смеха, на прилегающих стенах плача появились его первые этюды не маслом или акварелями, но более естественными возрасту консистенциями.
Сельский аптекарь, подняв палец, картинно рецептировал:
– Агвентум каки!
– Солюциум ссаки!
Это были работы "Крик" и "Голос", положившие начало циклу "Серьезно писать стыдно". Обсуждения продолжались и в диалогической струе:
– Писать – как пúсать!
– Так несложно?..
– Когда терпеть аж невозможно!
Жаль, но последующие шаги Гюстика не позволили продолжить этот прекрасно начатый видео-аудио-ряд портретного скотства.
Что делать, если на роду написано с грубыми ошибками?
Что мог намалевать Малевич, учившийся писать по учебнику геометрии, кроме "Черного квадрата"?
Или нагромоздить Пикассо, обожавший в кубовой играть в кубики?
А что накромсал неласковый Веласкес, который любил препарировать разных зевномодных и слепопитающих и, – по воспоминаниям Ивана Николаевича Крамского, – поэтому писал обнаженными нервами?
– Ой, на фиг столько буквочек?! – ужаснулся младший Курбе, впервые развернув выцветшую газету.
– Весь в отца пошел, – зашептались домашние.
Оказалось, не пошел… в отца, а только в цветную рисовальную школу в Безансоне. Где маэстро Шарль Флажуло ежедневно, сколь мог розговито, развивал дитя:
Дело умно выбирай,
По себе найти старайся.
Есть талант – не зарывай,
Нет его – не з а р ы в а й с я!
Вскоре обнаженный Гюстик звонко, будто в пустой таз, изливал в произведения неповторимые потоки не только нервной, но и других систем.
Потому, наверно, и стоял в искусстве очень высоко и одиноко, выделяясь настолько, что у него не было учеников. Пока не научился ходить по-настоящему.
И тогда, за много-много дней до грядущей сладкой славы, он ушел из жизни своих близких и недалеких людей в даль действительности. Почему? Просто, живописец рано понял, что сейчас, сегодня – это вовсе не жизнь, точнее, не настоящая жизнь, а лишь строительство будущей.
Поэтому он неустанно менял школы жизни и живописи. Когда они кончились, и от многих не осталось камня на камне, Курбе стал зрелым по Ф. Ницше.
То есть вернул себе серьезность, которую некогда явил в детских играх, – простился с романтизмом в живописи и в неустанных поисках имени добрался до реализма.
Что за художник – без имени?
Словно корова без вымени –
Что с немолочной возьмешь?
Словом, пускают под нож!..
Во избежание чего и нарисовались: сначала картины "Раненый" и "Погребение в Орнане", а потом – автопортретные "Человек с трубкой", "Мужчина с трубкой" и харизматичные "Дробильщики шоссейных камней". Вот когда еще во Франции была заявлена проблема дураков и дорог!
Дорогу к натурализму художник проделал уже с разными другими: "Крестьяне из Флажи, возвращающиеся с ярмарки", опять "Кюре, возвращающиеся с товарищеской пирушки»".
Далее: "Встреча", которая одновременно и "Здравствуйте, господин Курбе", и даже "Богатство, приветствующее гения", "Пожар" и, наоборот, "Море у берегов Нормандии", реальная аллегория "Мастерская художника".
Последняя даже попала – кто бы мог в те времена подумать? – на обложку книги искусной авторши аж третьего тысячелетия Лилии Байрамовой!
Углубляясь в натурализменное творчество, мастер прикоснулся не только к изобразию обнаженщин из народа: "Веяльщицы", "Деревенские барышни", "Девушки на берегу Сены". Но к пробуждению и взаимной чувственности: "Уснувшая пряха", "Гамак", "Купальщица, спящая у ручья".
За каждой новой работой шли скандалы. Гюстава Курбе называли разрушителем всех приличий, а натуру на полотнах – грубой и безобразной. Его "Купальщицы" подверглись экзекуции хлыстом Наполеона III.
Плодам листва – убранство летом.
Вам, девы – роскошь туалетов.
Зачем? Забыли силу наготы?
Кто листья ест, не трогая плоды?
Вырисовывая фигурные композиции и отдельно внушительные фрагменты в сценах охоты и ню: "Травля оленя", "Девушка с попугаем", "Купальщица", "Женщина с пуделем", "Купальщицы", "Источник", – Гюстав пытался выдавать и речевые ландшафты:
– Я преодолел традицию, как хороший пловец переплывает реку: академики в ней тонут!
– Все течет, все из… меня… ется!
Но так настрадался и нанюнился при передаче голой действительности, что в сердцах оборотился и к ню-иронии:
– Не выпукливайся, кукла:
Я лишь выпукл, ты впукла! –
Понятно, что, встречаясь с податливыми парижанками, Курбе естественно пришел к ненасыщенной фактуре мазка живойписи.
Однажды осенью так ненатурально долго насыщал чувственную цветовую палитру, стоя на коленях перед входом в натурщицу, что его осенило: "Весь народ – из одних ворот!"…
…Выйдя из них потрясенный, он лихорадочно набросал на холстах распахнуто голые шедевры "Спящие", "Обнаженная" и "Происхождение мира".
Да, да, последнее произведение даже не во всех каталогах упоминается. Между тем:
Не естественно разве
Стать чувствительным, чтоб
Всю естественность грязи
Показать в микроскоп?
И мастер кисти натурально показал. Всем, кто хочет осмыслить "Происхождение мира" и другое ню, милости просим – загляните в здание бывшего вокзала Орсэ, Париж.
Сogito ergo sum: мыслю, следовательно, существую. Декарт
Coito ergo sum: совокупляюсь, следовательно, существую. Кто-то, менее известный…
Понятно, что:
Вырази наисложнейшее простым –
И твое искусство назовут святым!..
Но ведь вот какая ситуевина: суета сует, или сюита суёт?
Какие б ни создали в мире шедевры,
А скрытые были и будут резервы…
И снова Гюстав в поисках, и все чаще заканчивает их на дне бокала, который то ли сначала был наполнен до половины, то ли уже потом стал пуст – и тоже наполовину.
Легко сказать –
Оригинальности добиться:
Так пить, чтобы писать,
Писать, чтобы напиться?
Курбе то уходил в себя, то искал в толпах свободно вопрошающих: "Кому нести, чего, куда"? – парижских коммунаров своего состаканника Пьера Жозефа Прудона.
Свобода слова?.. Это как
Своеобразный шумный брак
Меж сладкой правдой простаков
И горьким опытом веков!
Своего единомышленника, писателя и теоретика анархизма Гюстав изобразил на картине "Прудон и его семья". Ах, какая великая дружба связывала их!
Только начнет один, например, развивать тему:
– Буриданов осел… – как другой уже соглашается:
– Буриданов – козел!
Едва один поднимет два растопыренных пальца перед какой-нибудь торговкой на разлив, как уже другой проникновенно старой теперешнице объясняет:
– Да это не – "Мы победим!"! А – "Два по сто!"
Но, в конце концов, художник и уходит, и теряется окончательно. Где он, что с ним?
Историю вершат моменты,
Когда свергают монументы, –
и поговаривали, что вместе с деклассированными друзьями он так классно погулял на ломайской демонстрации 1971 года, что, декретно расправляясь в Комиссии изящных искусств Парижской коммуны с музеями, "один за всех, и все на одного" – сломал Вандомскую колонну. Поистине:
Первая в истории диктатура пролетариата разогнала все злачные и живописные салоны, и безработные натурщицы с обольстительными фигурами речи и с широкими фибрами души: "Коммунары – кому надо?!" – тоже двинулись на улицы.
Если вспомнить, что душа по-гречески – психе, то станет понятен их порыв:
О, вы, т е л е с н ы е психеи!
Виват! Свобода наготе:
Чтоб доходил разрез до шеи
И до колена – декольте!
Один разговор с теми, которым это было надо. А мужчин в приличной одежде, которые не желали платить за сомнительное удовольствие, бунтарки, скрепя сердце и собственные развилки ног, кастрировали на месте.
Говорят: все люди – братья…
Ну, а как же те, что в платьях?
И с порядочных сестер по декольте, но не по классу вожделения, срывали ценные висюльки и кружевные лифы.
Но изгнанное правительство Луи Адольфа Тьера, жирующее в Версале, подсуетилось и с помощью прусских солдат организовало свое возвращение. Тут они и схлестнулись. На баррикадах. Где коммунары шли в последний и решительный бой, умирали, но не сдавались.
Победительницами из борьбы с чужаками, но, оставаясь живыми, выбирались только натурщицы. И выбирали лучших, и брали охотно пленных, особенно за известные места, и после натуральной и денежной контрибуции отпускали восвояси.
Интервенты, сломив сопротивление парижан, усеяли трупами бланкистов и сторонников Прудона не только Елисейские, но и другие мало-мальски известные поля в округе. Печально, однако:
Свято право нации
На интертрепации! –
и еще долго идущие следом за великими свое видение последствий террора выставляли на каждом вернисаже (фр. – лакировка!) именно так:
На поле лубочном немецкие трупы,
Французы победно стоят посредине…
– Где ж наши убитые? – зрители – тупо.
Натурщицы – остро: "На ихней картине!"
Меж тем, как брехня гоняющихся за мухами терьеров, повисли правдивые речи оченевидцев. Которые всегда – тогда и до се:
Слоняются – п о д м у х о й, травят слухи,
В которых делают – с л о н а из м у х и...
По их версии, версальские слон-терьеры наладили Гюстава Курбе кормить Прасковью Федоровну на нарах, а после обложения штрафом – ого-го-го! – в триста тысяч франков на восстановление буржуйной статуелы – и вовсе в Швейцарию…
Рассказывали, будто гордый художник еще пытался как-то прыгать, переписывая свои же картины, но докатился до таких лишений, что нищие подавали. А его русский современник поэт Федор Николаевич Глинка писал, что у таких – "все колеса спрыгнуты с осей и каждому колесу хочется на чужой оси повертеться"!
Хватал без закуси "ерша",
Скулил, как собачонка:
– Пью за свои – болит душа,
А на дурняк – печенка!
Однако его советы начинающим художникам-моменталистам были, как прежде, мудры и категоричны:
– Не делай то, что делаю я.
– Не делай то, что делают другие.
– Если сделаешь то, что некогда делал Рафаэль, тебя ждет ничто – самоубийство.
– Делай то, что видишь, что чувствуешь, что захочешь!
Утверждали, – вопреки аксиоме, что здоровье не пропьешь, так он с честно полученным циррозом печени и с квитанцией о конфискации картин – в Ла-Тур-де-Пельц и упокоился.
А как все было в натуре? Кто-нибудь знает?
Что? Где? Как? Почему? Кто? Куда? – Шесть вопросов... От них – никуда...
За окном пусто, серо, не выразительно, и ничего, кроме будущего, не видно. Более того, ничего нельзя заметить написанного на замечательной стене стиля "Порокко" в мемориальной квартире живописца. Ничего – и на другой, третьей и четвертой. Тьма реакции.
Впрочем, ничего и не слышно. Ни самого начинателя натурализма Жана Дезире Гюстава Курбе, и ничего о нем. Где ты, мастер? Вязко висит на хищных орхидеях ушей тупая тишина. В ней – нет, как нет, нам ответа.
И только за углом кошмарно голосят все из себя в оптимизме и даже в себе ковыляющие клошары:
– Подходи, не ленись, покупай живопись!
И что вы думаете? Однажды здесь среди нахалов (н. х. – неизвестных художников) видели картину кисти самого Курбе!
Правда, автором картины оказался начинающий художник Аллон Занфан де ля Патри, охотно признавший, что картина действительно написана кистью мастера, которую подмастерье выменял у него несколько лет назад за четверть ведермута. И что характерно: картину никому не уступили.
До сих пор тычут всем фиги. Десять из них в виде иллюстраций достались и нам:
Фиг. 1-10
стр. 156:
фиг-а 1) обложка книги Л. Байрамовой с фрагментом картины Г. Курбе "Мастерская художника";
фиг-а 2) автопортрет Г. Курбе "Мужчина с трубкой";
стр. 162: фиг-а 3) "Встреча";
стр. 165-167: фиг-а 4) "Девушка с попугаем";
фиг-а 5) "Женщина с пуделем";
фиг-а 6) "Купальщица";
фиг-а 7) "Отдых";
фиг-а 8) "Купальщицы";
фиг-а 9) "Источник";
фиг-а 10) "Спящие".
Верность Пенелоп?
– очерк хитроумной слепоты автора на примере одного из его ключевых произведений: Гомер. Одиссея: эпическая поэма; перевод с древнегреческого В. А. Жуковского
Насмешливый критик – человек, мнимологически разъясняющий изумленным читателям смыслы произведений
Не будем пересказывать один из самых известных в мире сюжетов. Эпических, сценических, бытовых и даже эстрадных. В нем, правда, песен не очень, чтобы так, и не так, чтобы очень много: не больше чем часов в сутках. Но такие это песни песенщин, что до восьмисот строф пятистрочных – каждая!
Потому и не будем. Всего позволим себе усомниться в правдивости безупречного, точно по нотам разыгранного вокала.
Ибо великим поэтом, но слепым был Гомер: так мастерски, ни разу не сфальшивив, воспеть супружескую верность Пенелопы.
И так неверно!
С чего бы ей, женственной и умной, быть верной такому же умному и мужественному, но одному пусть и Одиссею?
И, действительно, опираясь на свидетельства не столь известных, как Гомер, и совершенно неизвестных исследователей древности, относительно верности Пенелоповой, можно прийти к обратному мнению. Эх, хо-хо:
Где относительности мера?
На имя родины Гомера
Семь городов претендовали,
Хвалу поэту воздавали...
Но от случайных провожатых,
Слепой, зависел он когда-то…
Начать хотя бы с наследственности.
Достоверно никому в Этолии не известно имя той легкомысленной наяды, которая без долгих уговоров приняла в свои текучие объятия изгнанного из Спарты Икария и нарожала ему пять сыновей и одну дочь Пенелопу.
Да и у самого Икария – братова жена Леда спуталась с Зевсом, который в образе длинношеего лебедя утолил ее лоно.
После чего с плюсом девяти месяцев Леда мифактически произвела на свет ту еще штучку – Елену Прекрасную, прозванную за тройные эротации с военными Троянской.
Или сама эта Пенелопа в прошлом… Зрела струеволосая и голубоглазая, как снопик льна, сжатого вместе с васильками… На лакедемонских лугах бегала в мини-платьице за овцами…
Однажды перед грозой догнал ее, наклонившуюся в каком-то гроте, один козел и беспрепятственно взял самое дорогое.
На счастье каждого козла –
Любовь, и в самом деле, зла!
Хотя мог бы купить и обворожить, и по-иному облапошить, потому что был, на самом деле, богом торговли, краснобайства и обмана Гермесом.
Пан родился. Не пан, "как в Польше – у кого больше", а – с рогами, хвостом, по пояс в шерсти и на копытах. Страшный, как черт. Настоящий, а не малеванный.
Между прочим, до сих пор при живых родителях в беспризорниках числится!
Потому что – сунулся, было, к отцу, а тот весь в бегах, только крылышками на ногах зашелестел:
– Козел! – говорит.
Крутанул Пан рогами:
– Сам ты козел, – говорит, – если одного сына не мог по-человечески сделать!
Гермес как рассердится!
– Пошел, – кричит, – к матери!
В смысле – к Пенелопе. А той и вовсе на дитя красиво наплевать. Как говорится даже в последующем фольклоре народов Европы:
Ах, как был нравствен Мефистофель,
Избрав занятий чертов профиль –
Бессмертье на душу менять,
В сравненье с той, чье имя – мать,
Но посчитавшей вдруг, что лучше,
Забыв дитя, благополучье
Взамен подкидышу иметь
И слыть рожалой девкой впредь!
Она уже иностранца Одиссея окрутила и живет себе на Итаке припеваючи, как в прошлом порядочная, и как в будущем – фу-ты ну-ты – дургеневская девушка.
Ни разу не краснела... от стыда
За то, что не краснеет никогда!
Потому что благородный сын Лаэрта, не обнаружив в свадебную ночь того, что полагалось бы, ничего в объяснение этого, кроме рожалостных слез, не мог допроситься и потом всю жизнь о том помалкивал!
Старый Лаэрт отдал новобрачным дворец. Родился Телемах. Троянская война началась. Одиссею повестку принесли. Всего-то в плоскостопные войска. А он погнал хитроумную дуру, что единственный кормилец-одевалец, с ума сбежавший от любви к семье.
При высокой призывной комиссии стал засевать вспаханное поле крупной солью. Но его недруг Паламед, настолько премудрый, что придумал первый маяк и предложил считать время по годам, месяцам и дням, выхватил из рук Пенелопы грудного Телемаха и бросил на пашню. Одиссей остановил вола, – не смог задавить сына. И разоблачил себя. Пришлось многоумному Одиссею устраивать свои проводы.
Человек предполагает, а боги располагают. Думал Одиссей, что не надолго, но только через двадцать лет вернулся…
Вернемся и мы – к сомнениям.
Пролетели годы. Все уцелевшие герои осады Трои демобилизовались, а об Одиссее ни слуху, ни духу. Во дворце Пенелопы день и ночь толклись женихи – сто восемнадцать игроков на лютнях и плутнях.
Можно поверить, что она была к ним равнодушна? При ее опыте сокрытия даже добрачных связей?
Однажды хвастала сама:
– В меня влюблялись без ума!..
Но долго думала потом
О тех, которые – с умом.
Великий аэд Гомер не мог скрыть, что кое-кому из умных женихов Пенелопа отдавала предпочтение. Особенно успешно капали ей на мозги Амфином и Антиной. Но что характерно – замуж она мудро ни за кого не выходила.
Именно – мудро, ибо сто восемнадцать есть сто восемнадцать, а не один и тот же каждый день!
Замужество?
Причудливый мираж:
Дворцы, фонтаны и верблюды...
Дворцы падут за этажом этаж,
Исчезнут струи и запруды.
Реализуется из всех причуд
Один уздой обманутый верблюд!
О мудрости красноречиво говорит осторожное поведение Пенелопы: спускается в общий зал из укромных верхних комнат в обществе служанок и держится всегда в стороне от толпы гостей.
Ясно – чтобы ни один фаворит опрометчиво не скомпрометировал ее перед другими!
С другой стороны, из огромной толпы можно шустро и не заметно, по одному, ускользать и восходить на горючее ложе соломенной или всамделишной вдовушки.
Все в полном соответствии с диалогом:
– Клянусь тебе, как перед богом,
Я мужу изменить бы не смогла...
– И я… – но если перед богом,
А не во тьме укромного угла!
И последнее.
Самый древнегречески подкованный русский поэт Н. И. Гнедич на каждом всемпозиусе Коньком-Горбунком въезжал в равнодушные уши: "Гомер не описывает предмета, но как бы ставит его перед глаза: вы его видите".
Чтобы таково тщательно и любовно ставить перед глаза читателя что-то, надо прежде и свои зрячие глаза иметь!
Выходит, старый и слепой Гомер не всегда был стар и слеп? Его подробное объизображенье Итаки в "Одиссее" недвусмысленно свидетельствует о том, в каких бывальцах, минимум, на ней он сам перебывал.
Вдруг превратилась, взвилась к потолку и на черной от дыма
Там перекладине легкою сизою ласточкой села..."
Да не Гомер ли первый утешитель Пенелопы после многих одиноких ночей?
Ведь только в этом случае становится понятным сам факт появления в поэме пышного венка похвал сорокалетней невесте, будто сотканного из глубокой благодарности за незабываемые минуты или даже часы запретной любви:
Это только в наши дни по-другому:
Сколько живут нечитабельно, стольким и ложе приелось!
Тем более мы, читающие, не позволим страстному потоку поэзии Гомера поглотить своим великолепием те малые, скрупулезно суммированные крупицы истины, которые заставляют сделать вывод…
Да, да, Пенелопа ничем от своих родственниц Елены и Клитемнестры, как и от других сладострастных дочерей Зевса, не отличалась!
Миф о ее верности – он и есть не более чем миф:
Все может быть,
Все может статься,
Любая может поломаться,
Помучив, прежде чем любить,
Но не хотеть? Не может быть!
То-то – потому пошло, посмотрите, читатели, по словарям выражение о хитрой уловке, якобы для обмана женихов – "ткань Пенелопы". Но, оказывается, и для всеобщего окозамыливанья (укр. – очковтирательство): что днем целомудрие соткет, то ночью страсть распустит!
То-то – потому, честь Пенелопову стремясь охранить, пришлось Одиссею с Телемахом всех женихов махом порешить. Чтобы ни один из ста восемнадцати ни под каким живым видом не проболтался!
То-то – если следовать литературным наставлениям горького соцреализма и проследить связь истории с художенственной современностью, – до се все Пенелопы только на ткань неверности способны!
То-то – потому:
Журналюги, не любя такой теории,
Заменили "о" на "е" в и с т о р и и!
Чего стόит истерия вокруг испанской актриски Пенелопы Крус (Penelopa Kruth)! Чи – ни Брижит, чи – ни Бардо?!
Восхищаются тою мужчины:
– О, у вас ни единой морщины!
– Вы мне льстите, как я погляжу,
Есть одна... – Где? – На ней я сижу!
Слова Брижит Бардо? Не все, и те ли:
Эта – коза и коза. Ни кожи, ни рожи. Як наши читачкы, у яких полна пазуха цицёк, кажуть: дви лучины та гирсть соплэй… ничόго, крим нэйвернисты.
Ай, нет, нет, наоборот – верности… тому режиссеру, который снимает ее на одну картину. С которым – и по-сценарные, и – хоть ложкой ешь! – по-ложительные отношения.
Будь то те же "Бандитки" в "Сахаре" или "Готика" и "Ванильное нёбо" от "Кокаина", "Фанфан, который всего тюльпан", или полный "Ноэль", или вообще "Проснуться в Рено"…
Еще б с кем поамуриться! –
У Круски на уме.
Во всем умна... как курица,
А в этом – будто две!
И вот уже не Гомер с мифическим Гермесом, а Лапша. ру вешает на уши весть, извольте радоваться, о продолжительной свадьбе Пенелопы с Томом Крузом (Tom Cruise). Мол, супруги разошлись раньше, чем гости!
Красивая супруга – счастье, да.
Иметь такое счастье – вот беда!
А три года перед тем – куда режиссер козу за счастьем ни тянул, туда и Том на беду мотался. Никак не наоборот:
Бегать ей за ним? Вы что? Неловко.
Видано ль: за мышью – мышеловка?
И вот уже Интернет-страница "Красота не знает времени" впенелопливает полсотни фотографий голой мышеловки. И акткрыске-динамистке за это, не известно за что, ею пристукнутые папарацци вручают в Париже Орден изящных искусств и словесности!
Все, конечно, догадываются или знают – за что:
Возле моря,
Загорая,
Потеряла
Честь.
И не
Тужит.
Иль вторая
Где-то
Дома есть?
Когда один из журналюг назвал ее BIOS, обиделась. Еле успокоили, объяснив, что это на компьютерном языке. Ну, не расшифровывали, конечно, до конца. И так все знают, что это базовая система ввода-вывода!
То-то, выходит, не родился на эту Пенелопу еще свой верный Одиссей, не говоря уже о том, чтобы самой воленс-неволенс блюстителя нравственности, какого б никакого Телемаха завести. А не собаку…
А так, конечно, порода есть. Не у собаки, – у хозяйки. Древняя. Козлопанно-пенелопая.
Твердиземное же море – колыбель, где заколыханных, ткущих ткань Пенелопы от Пиренеев до Итаки, издревле было, негде яблоку упасть.
Огрызок яблока волна
Глотает, чтобы снова сплюнуть.
Блесна с мормышкою – Она,
И рядом Он – готовый клюнуть.
О, море!
Ева и Адам?
Плода откушенного
Сладость?..
Плывут объедки по волнам –
Все, что от райского осталось…
То-то – рядом же все! – через талию Италии никакая ни одиссея, а сто минут Икару пролететь. Или русскому мόлодцу в сапогах-скороходах через италийский сапог процокать.
До сапогея неверности казака с этой козой в апеннинских сапогах. С бутылкой не квасного "Клинского" – по усам текло, в лом не попало, а "Кьянтского" – сыто-пьянти черному таракану без усов! Типа рыгацители, анамнедали…
У Пенелоп всего одна
И верная любовь, –
Объекты сменные.
Очередной, не прекословь!
Как говорится, не по-английски – IMHO: "In my humble opinion" (по моему скромному мнению), а – по-русски – ИМХО: "Имею мнение – х… оспоришь!"
У исконно титульных лиц национальностей просим извинения за троеточие в третьем слове цитаты. Потому что в "Русских народных сказках", собранных и напечатанных Афанасьевым в 1867 году, оно было набрано 177 раз – полностью!
А один их самых умных людей России – как раз романтический переводчик "Одиссеи" – Василий Андреевич Жуковский (1783 – 1852), наставник царских детей, придворный поэт и друг А. С. Пушкина, еще и раньше не смущался употреблением этого слова, характеризуя его как повелительное наклонение просторечного "ховать"!
Но вернемся к нашим козам… ИМХО-то ИМХО – бесспорное мнение. А сомнение в праве на осуждение неверности, как слабости слабого пола, не ховается…
Может, так посмотреть –
Эта женская слабость
Для мужчины и сладость,
И всесилье, и твердь,
И безумие встреч,
И разлуки искусы?
И без долгих дискуссий,
Может, слабость беречь?..
Такие неожиданные для самого мнения-сомнения.
С которыми натворивший все написанное и остается. Въедливый, насмешливо легкомысленный. Невзирая на имя. А так-то он серьезный – (c англ.) Ernest…
Из сафьянных портфелей
Козьмы Пруткова за нумерами и с печатною золоченою надписью "СБОРНИК НЕОКОНЧЕННОГО №..."
У меня не знания, умения, –
У меня есть собственное мнение!
Есть еще множество весьма замечательных, но разрозненных листков (с фр. – feuille, feuilleton – фельетонов) неравнодушного автора, ставших жанром и дающих полную возможность судить о неимоверной разносторонности его дарования и о необъятных залежах шутильсырья в голове столь безвременно утраченного нами сатирика и мыслителя.
Из этих-то листков я, скромный ученик Фаддея и Козьмы, извлекаю пока три лучших и возлагаю их на алтарь общества, как ароматический цветок, с надеждой, что не одной слезой благодарности и сожаления почтится память великого сына Пародии!
Вот они, сии хаха-дозки, написальтомортале незабвенного автора.
Из № 8: Не могу пройти молчанием…
Привычка думать головой –
одна из черт сугубо личных,
поскольку ум, как таковой,
у разных лиц – в местах различных. Г. Губерман
(какое славное выражение! Надо чаще употреблять его; оно как бы доказывает обдуманность и даже что-то вроде великодушия). Не могу пройти молчанием, господа, свершилось!
Обрело доказательство то, что я давно с присущей мне прозорливостью предвидел. А именно: установлена взаимная связь между большими жировыми отложениями на ягодицах и высоким умственным развитием их счастливых обладателей!
Не я ли неустанно утверждал:
– зад умом крепок;
– зри в корень!
– голова болит – заднице легче;
– бди!
– хороший человек плохой воздух в себе держать не будет!
– ум любит простор;
– брякни кому умную приятность – он вильнет задом!
Дык! Давно отметила народная мудрость – голова у ног ума не просит. Потому что, как сегодня стало известно, просит она ума выше, в совсем ином, даже очень любопытном, месте.
– Все люди на одно лицо! – нередко
Слагает мнение такое Табуретка...
Никто не обнимет необъятного, но свершилось: заокеанскому психолуху Милтону Стернсу удалось произвести нужные замеры. Оказалось, что у всех задастых интеллектуальный коэффициент "ай-кью" в среднем на 26 баллов выше, чем у художестких.
К славной когорте филейнозадых принадлежали выдающиеся умы прошлого: Александр Македонский и Аристотель, царица Клеопатра и орлеанская девушка Жанна д,Арк (Дурк!), император Наполеон и Генри Форд.
Ныне любой с легкостью продолжит сие научное перечисление из дружеского круга своих наблюдений, ибо, скрывая истину от друзей, кому ты таким деликатным местом откроешься?
Со своей провидческой стороны, оставаясь спикером Пробирной Палатки, надеюсь в скором времени найти экскрементальное подтверждение еще одной не менее немыслимой думтяпки – всякая человеческая голова подобна желудку: одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от нее засоряется…
Из № 13:
Жучок и барменша
Попал жучок за ворот барменше иль дале;
Она поймать его велела вышибале.
Как начал тот под юбкой шарить...
– Ой, что ты? – "Ляг, хорош базарить!"
Ах, чтоб не замараться в этаком скандале,
Ищитесь сами, – н е д а в а й т е вышибале!
Ларчик
Если ларчик открывается
Легким способом, простым,
Всякий взломщик сомневается:
Не окажется ль пустым?
О противоречиях
В тепло одежду теплую одев, Архип
Осип.
Одев холодную одежду в холод, Осип же
Охрип!
Что посмеешь, то пожмешь
Как рыбки, розовой набитые икрой,
Плывут в округлые коленки икры.
Но выше... Бди! Одежд бесхитростный покрой
Манит в Бермуды, где опасны игры,
Где треугольник... Бди! От выстрела пупка
Дрожат, соскú развертывая, груди
И жарко требуют игривого щипка
И всех немыслимых пред гибелью прелюдий...
Родословие
Петр I, Петр II, Петр III;
Екатерина I, Екатерина II;
Александр I, Александр II, Александр III;
Николай I, Николай II...
Что же то за люди, маму их ...?
Досчитать не могут даже до пяти?
Гисторическая фацеция
Царь Николай о Николае Г.
Сказал: "Нос длинноват немножко", –
На что Н. Гоголь, промолчав: "Эге, –
Подумал сам, – а твой картошкой!"
Из № 17: Без комментов о гендерном меж нас
Американец – мужчина, американка – разновидность игры в бильярд, болгарин – мужчина, болгарка – пила, венгр – мужчина, венгерка – слива, вьетнамцы – мужчины, вьетнамки – шлепанцы, испанец – мужчина, испанка – болезнь, итальянец – мужчина, итальянка – гармонь, лезгин – мужчина, лезгинка – танец, литовец – мужчина, литовка – коса, молдаванин – мужчина, Молдаванка – район Одессы, поляк – мужчина, полька – танец, румыны – мужчины, румынки – полусапожки, русский – мужчина, русская – название водки, украинец – мужчина, Украинка – городок в Киевской области, финн – мужчина, финка – нож, чехи – мужчины, чешки – тапочки, цыган – мужчина, цыганочка – танец...
А папа и мама?
Папанинцы, папироса, папайя, папирус, папарацци, папоротник, Папандопуло – есть, маманинцы, мамироса, мамайя, мамирус, мамарацци, маморотник, Мамандопуло – ужас! – нет, как нет, и вовсе не бывало!
А с другой стороны подобраться?
Мамалыга, мамона, мамонт – пожалуйста, а папалыга, папона, папонт – а ни Боже мой, ни в зуб хромой, ни ногой, ни клюшками! Дык и размыливать в смысле бы нечего…
Из № 21: Опрометчивый Бонда, или: Приятно ли быть третьим?
(естественно-разговорное представление)
Д е й с т в у ю щ и е л и ц а: Хухрынеггер – шеф разведки;
Джеймс Бонда – агент;
Первый алкоголый;
Второй такой же.
Д е й с т в и е п е р в о е
За океаном.
Хухрынеггер:
Отправляешься немедленно. Но учти: в этом проклятом Богом месте уже провалились двое наших. Будь осторожен, Джеймс.
Бонда:
О¢кей, шеф!
Д е й с т в и е в т о р о е
Россия. Магазин "Напитки".
Первый алкоголый:
Ну, что?
Второй:
Сбросимся?
Входит Бонда.
Первый и второй вместе:
А вот и третий!!
Бонда поднимает руки, ищет зубами ампулу в углу воротничка…
Из № 29: Не скрою…
Клуб дыма, с кашляющей хваткой
Вцепляясь в горло без когтей,
Крадется в грудь и под лопатки
Курящих взрослых и детей…
(опять отличное выражение! Непременно буду его употреблять почаще). Не скрою, что добрая сигара подобна земному шару: она вертится для удовольствия человека, – сказано мною. А кто сказал, что удовольствие безгрешно, а пуще того – безвредно? Курение, конечно, дело личное, но когда девушка пахнет Козлом Петровичем... То-то, что курить – здоровью вредить!
В глубине всякой груди есть своя серьезность. И табачный дым не смех, ест глаза у всех. И вдругорядь не могу пройти молчанием, что дым всего лишь одной сигареты индуцирует (какой славный глагол!) в каждой ДНК десять тысяч разрывов!
Непонятно? Надеюсь – не потому, что понятия наши слабы, а потому, что вещи сии не входят в круг наших понятий. Однако мои пояснительные выражения объяснят и не такие темные мысли.
Не скрою (опять отлично сказанное сказуемое!), что означенная ДНК суть молекула дезоксирибонуклеиновой кислоты, занимающая в беспредельном разнообразии жизни место выше, чем президентское или императорское.
Потому раненые дымом частицы кислоты ускоряют физио- и логическое старение ндивидуя, сокращая путь необходимой жизни, который всегда было нам пройти полезнее, чем даже всю вселенную Млечного пути. Да, да, одна выкуренная сигарета сокращает жизнь на 14 минут!
Случается – у травы молодой молоко на губах не обсохло! А уж косари рядом.
Из чего выходит, что, где чихнуть пришлось – запятая; где икнуть – двоеточие; а где табаку дыхнуть – точка: пропадешь ни за понюх табаку! А уже из этого опять выходит, что дымоглотам всенепременно наперекур судьбе нужно бросать курить. А остальным начинать бессрочную акцию под девизами: "Брось курящего друга!" – и – "Брось курящую подружку!"
После вышеозначенного приступа и посоветую, и наставлю, как это, как бросать. Не бойфрендов и герлей, – курить!
Боже тебя остереги бросать в пороховом погребе, на нефтебазе или на ковре. И даже на уличном асфальте или в школьном туалете не посоветую, чтобы культуру и гигиену не обидеть, а в лесу, у реки – и вовсе неэкологично. Остерегись и поспешности, которая только при ловле известных насекомых пристойна. Тем самым ни в коем случае!
Ты в нетерпении, между тем, читатель, спрашиваешь меня, а где, в смысле, как? И я, вдохновленный грядущей твоею пользою, открываю – а вот этак!
Сидя за столом с друзьями или без, медленно придвинь пепельницу. Вынь изо рта сигару, сигаресу, папироту, барбудосу, другую, не побоюсь этого слова, цигарку, и опусти ее горящей стороной в центр посудины. Придави изрядно и крутани по часовой стрелке. Еще изрядно придави и крутани обратно против прежнего и хода той же стрелки.
Обстоятельно сломай окурок, потом же – и фильтр. Снова раз придави и покрути в обе стороны света. Оставь табачный прах в покое и помахай над ним освобожденной от дьявольской привычки своей рукой.
Все, дымокур: ты научился. Хиляй! Впредь только так и старайся бросать курить. Это очень легко: я сам несчетное число раз бросал! Каждый настаивает на своем, а я – на лимонных корочках: чем раньше бросишь, тем дольше будешь об этом жалеть!
Прощай, читатель. Зри в корень. И вникни в написанное.
Твой доброжелатель Козьма Прутков.
… …
Здесь рукопись, которая не сгорела, потому что была полита слезами автора, прерывается. Однако едва ли можно предполагать, что бы этот, в высшей степени замечательный, кладезь мудрых наставлений был исчерпан до конца…
Товарищизмы
У русского слова "товарищ" тюркское происхождение: "товар" (скот, потом вообще добро, имущество, товар) плюс "иш" (друг)…
1395 год
Грамота митрополита Киприана псковскому духовенству: "Сведомо вам, что приездил здесе к нам поп Харитон от вас с товарищи на поставление".
XV век
Сборник Кирилло-Белозерского монастыря: "Господь отец наш, защити и схрани от товарища немилосерда и от соуседа нелюба".
1872 год. А. Пушкин
Кровавую пищу клюет под окном…"
Т. Шевченко
Да пойду искать по свету правды да удачи…"
1896 год
Песня: "Смело, товарищи, в ногу…"
М. Горький
Сказка "Товарищ":
1906 – 1908 гг.
Ежедневная беспартийная левая газета "Товарищ".
И. Бабель
Рассказ о событиях 1917 года "Линия и цвет":
А. Луначарский
Письмо, описывающее события 1919 года:
В. Короленко
Запись в дневнике от 23 июня 1919 года о методах следствия; говорит председатель местной ЧК:
И еще одна запись: "Товарищ Роза, девушка из швеек, тоже производившая одно время следственные действия, на упрек, что она запугивает допрашиваемых расстрелом, отвечает в простоте сердечной: "А если они не признаются?.."
К. Чуковский
Запись в дневнике, декабрь 1919 года; речь агитатора отнюдь не гуманитарского происхождения перед спектаклем:
Так сказать, Гоголь, товарищи, великий русский революционный писатель земли русской, товарищи, курить в театре строго воспрещается, а кто хочет курить, товарищи, выходи в коридор".
В. Ленин
Записка начала 1920 года:
М. Цветаева
Очерк "Мои службы":
– Товарищ Эфрон, добавочные брать будете? На каждого члена семьи полпуда. У вас есть удостоверение на детей?.."
В. Маяковский
Р. Рождественский
А. Вознесенский
В. Высоцкий
1975 год
Сообщение об апрельском Пленуме ЦеКа КаПээСэС:
Пленум заслушал доклад члена Политбюро ЦК, министра иностранных дел СССР т о в. Громыко А. А. "О международном положении и внешней политике Советского Союза"…
Пленум освободил т. Шелепина А. Н. от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС в связи с его просьбой…"
1990 год
В сообщениях о пленумах ЦК КПСС слова "товарищ", "тов." и "т." неизменно отсутствуют! Не говоря уже о последующих временах, когда выросло поколение, не знающее, что это за пленумы…
Заключение
Н. Гоголь, "Тарас Бульба":
Шпаргалка по "Истории"
Социализм определить?
Совковый стиль и убежденья?
Долой "сложенье-умноженье",
Даешь "отнять и разделить"!
КОММУНИЗМ – "бесклассовый общественный строй с единой общенародной собственностью на средства производства, полным социальным равенством всех членов общества, где вместе с всесторонним развитием людей вырастут и производительные силы на основе постоянно развивающейся науки и техники, все источники общественного богатства польются полным потоком и осуществится великий принцип "от каждого – по способностям, каждому – по потребностям"…
Это демагогика из бестолкового словаря Софьи Власьевны (Советской Власти).
Между тем, создатель "Толкового словаря" Владимир Даль, это слово давал с одним "М". И вкладывал свой примечательный смысл, с которым согласились бы не только коммунисты с двумя "М", но и антикоммунисты:
КОМУНИЗМ – политическое учение о… правах каждого на чужое имущество (!).
Поистине, "…и слова одного довольно, чтоб все земное объяснить!" (Владимир Набоков).
Как в соответствующих теме трех анекдотах:
1.
– Коммунизм уже на горизонте!
– А что такое горизонт?
– Это воображаемая линия. В ней небо сходится с землей. При приближении – линия горизонта от нас удаляется.
2.
Да здравствует советский народ – вечный строитель коммунизма!
3.
И – самый короткий анекдот: "Коммунизм"!
А – самый длинный: "Путь к нему"!
БОЛЬШЕВИК (сегодня бывшевик) – он так настроен –
строй любить, где ходят строем!
СССР – Смерть Сталина Спасла Россию…
СНГ (эсэнгэ) – есть, кушать г… (от немецкого – essen)
СЛУГА НАРОДА – устойчивое словосочетание, возникшее, по-видимому, из бесконечных заявлений по поводу и без повода многих депутатов и чиновников о том, что служат народу.
Закрепилось в лишенном юмора пропагандистском лозунге Софьи Власьевны: "Депутат – слуга народа". За исключением непроходимцев (которые не прошли в парламент) и независимых (от которых ничего не зависит).
По Владимиру Далю слуга – "служитель в доме, при лице, состоящий в домашнем услужении, лакей".
Но если есть слуги, доложен быть и барин, то есть – "всякий, на кого другой служит, в противоположность слуге, служителю".
Ну? Не смешно ли? Представьте барином весь народ!
Человек за человеком, слой за слоем, класс за классом, отлынув от работы, начнут сибаритствовать, шалопайничать, бить баклуши, гонять лодыря, лежать на боку, плевать в потолок (!)…
Таранные вагоны
Они хочут свою образованность показать и всегда говорят непонятно. А. Чехов
Всего безопаснее те поезда,
Которые нас не везут никуда.
Пожалуй, нигде, как на транспорте, столь остро не ощущается связь времен, непрерывное течение веков. Прошлое переходит в будущее, которое вскоре тоже станет прошлым, сделав еще один виток по спирали времени.
На дворе XXI век, а по домам – еще древние века, как семеро по лавкам. Если смешать темное прошлое со светлым будущим получится серенькое настоящее. Пески забытья засыпают прошедшие события, но есть люди, которые по крупицам воссоздают былое. Ведь, чтобы увидеть будущее, надо познать прошлое.
Эти глубокие мысли – естественная прелюдия к интервью нашего корреспондента Провсестры Предбанной с рукойводителем местного военно-исторического клуба "Ермак" Нилом Енисеевичем Николаевым-Нидвораевым.
– Нил Енисеич, каким образом Ваша деятельность пересеклась с железной дорогой?
– "Железка" – древнейшая транспортная система. И уже этим интересна общественности. Но, оказалось, что и для военных историков она представляет немалый интерес.
– Чем же?
– До нас дошли свидетельства использования вагонов во многих войнах и вооруженных конфликтах. Начиная с древнейших времен и закачивая, по большому счету, на сегодняшних. По историческим меркам, конечно.
– Даже не верится...
– Но факты – вещь неумолимая. Смотрите, вот рисунок на древнегреческой амфоре. Явно изображен вагон, пробивающий стену. Конечно, скромность укрощает человека, но я постоянно утверждаю, что вагон использовался, как таран.
В конце второго тысячелетия до нашей эры войска Хеттского царства, занимавшего территорию современной Турции, осадили город Уршу в северной Сирии. Но у него оказались верные союзники – города Алеппо и Царуар, а также царство хопперитов. У осаждавших все шло из рук вон плохо.
Вот что говорит текст на аккадском языке, которому около 4000 лет, о реакции на это хеттского царя: "Постоянно мне приносят дурные вести, чтоб вас бог грозы унес потопом! Не сидите без дела! Изготовьте такой таран, как у хопперитов, и пусть его доставят на место!" Есть основания предполагать, что именно могущественные хоппериты впервые в мире применили вагоны-хопперы в осадном деле.
Об этом же говорят рельсы, найденные недалеко от Колизея, которые, я убежден, специально закопали, чтобы скрыть следы, оставляемые тяжелыми вагонами засекреченных типов.
Или вот, смотрите сюда. Это отрывок из записки Суворова о взятии Измаила: "Измаил взяли с помощью Божьей и камней египетских". Камни египетские – ни что иное, как изготовленные по древнеегипетской технологии каменные вагоны.
Тактика во всех войнах, где применялись вагоны, была примерно одинакова: в вагон забираются десантники, на катках или рельсах вагон разгоняют, и он по инерции таранит ворота крепости.
А конструкцию каменного вагона разработал, по-видимому, легендарный поэт Филоксен, которого сослал на каторжные работы в каменоломни сиракузский тиран Дионисий. Так поэт поплатился за откровенность, с которой посмеялся над слабостью поэтической музы самого Дионисия.
Через некоторое время тиран вновь призвал Филоксена и приказал снова выслушать свои стихи. Поэт долго слушал с напряженным вниманием, потом, не говоря ни слова, встал и пошел.
– Куда же ты?
– Назад, в каменоломни!
Эта выходка рассмешила тирана, он смягчился и стал перелистывать свитки с творчеством поэта. Когда среди них обнаружился чертеж вагона, Дионисий настолько был поражен и обрадован, что тут же простил строптивого насмешника, столь преуспевшего в транспортной инженерии.
По этому чертежу выпустили несколько изделий, пытались наладить серийное производство. Но ничего путного у тирана не вышло: рабочими были свободолюбивые славяне, которые попали в рабство, но и там не работали!
Много позже отдельные удачно собранные тарановагоны серии ТВ использовались в гражданскую войну на территории России. Один из них, приписки депо Омск (Отменное Место Ссылки Каторжных), действовал в составе бронепоезда, сражавшегося против Колчака. К сожалению, в 1937 году он был развинчен на металлолом, который собирали на известную эскадрилью "От винта".
Эти факты легли в основу исследовательской работы, проведенной нашим клубом. В упомянутом месте ссылки каторжных нам любезно предложили провести испытания. Нас интересовало, могут ли современные вагоны использоваться в качестве тарана?
Результаты испытаний превзошли все ожидания! Оказалось, могут! Наши железнодорожники – достойные преемники традиций, что и говорить. И успех исследований ничуть их не испортил: они и раньше были искусны в этом. Так название одной из профессий "составитель поездов", оказалось, шло от первоначального "составбитель".
Ближайшие планы клуба? Сейчас оборудуем один из вагонов артиллерийской установкой и хотим проехать по маршруту того самого легендарного ТВ.
Сувалкия – Габрово
Обозвали его: "Крохобор!"
Засмеялся: "Да только б не вор!
Разве может считаться позором,
Что по крохам клюю много лет?
Ничего не возьму на тот свет,
Вам достанется, некрохоборам!"
Автор назвал бы свое сочинение дорожными зарисовками столкновений сувалкийского скуповатого характера с таким же габровским. Но, учитывая их оба, решил ограничиться одним коротким словом – ЭССЕ. Что приблизительно к описываемому путешествию означает – Экономия С Сатирою Едины!
Габровцы никогда не были ни Колумбами, ни Магелланами, потому что поиск – вещь рискованная.
– Да, – согласиля сувалкиец, – если речь идет о вовсе неоткрытых землях. Когда же это касается Болгарии, неизведанной пока только мной, да еще о поиске ни чего-нибудь, а выгоды, то можно и смотаться.
Сказано – сделано!
Туртур был от Золотых песков Причерноморья в Софию. Через Габрово. Именно приближаясь к столице юмора и чрезвычайно бережливых людей, сувалкиец в ресторанах "Балкантурист" отметил уменьшение половников для первых блюд с одновременным умельчением тарелок, снижение уровня третьего в бокалах и сокращение ассортиментных единиц десерта.
И помещения, в которых можно было подумать – в том числе и об этом, были сплошь платными. Один раз сидел, думал. Постучали: "Освобождай!" Не подумав, не освободившись, освободил. Только когда понял, что плакали денежки, подумал: "В другой раз сначала подумаю, освобожусь, потом освобожу!"
В Габрово, судя по цвету и вкусу, даже чайная церемония стала исключительно габровской. Это когда в кипяток вместо мешочка с растворимым чаем кладется фирменная картонка с другого конца ниточки.
Подобные способы экономии на гостях, конечно же, давным-давно были известны и в Сувалкии.
Но как же заполучить побольше супа?
– Знаете, мне сегодня приснилось, что вы будто бы дали мне поварешечку добавки…
– О, пожалуйста! – не менее находчиво и любезно парировал габровский официант. – От всей души желаю, чтобы завтра вам приснилась добавка из двух поварешек!
Ложась спать в номере габровского "hotel"а, сувалкиец по примеру коренных жителей остановил свои часы, чтобы не изнашивался механизм. Потом долго не мог уснуть из-за яркого наружного освещения, включенного хозяевами в надежде на золотые яйца, которые будут нести в бары и кафе туристы, как обманутые светом куры. И проспал завтрак.
Когда он накинулся на единственное еще не унесенное обратно на кухню яйцо, то официант даже растерялся, но, взяв себя в руки, попытался овладеть положением и почти спокойно сказал подошедшему вслед мальчику:
– Не смотри так, сынок! Дяденька не буйвол, чтобы съесть целое яйцо. И тебе останется!
И просчитался. Сувалкиец явно не услышал. Может быть, нарочно, а может, из-за аппетитного писка за ушами!
В обед суп, приготовленный, вероятно, из палочек, на которых лежал жареный барашек, был, тем не менее, съеден достаточно быстро. На десерт габровка дала каждому по персику, Туристы съели. Подала по второму – и это съели. Так ей стало жалко раздавать по третьему персику, – всплеснула руками:
– Это же надо так угадать! Только вы наелись, так и персики кончились!
Зато на другой день, когда из-за опоздания на обед нескольких соседей по столу на нем осталась целая горка яблок, сувалкиец прочно вцепился в блюдо, хотя габровка и ринулась наперерез:
– О, вы же их один не съедите!
– Не съем, так покусаю!..
Трудно описать ошеломляющее впечатление от габровского Дома юмора и сатиры. Ошеломило не только искусство, но и сознание, что почти все габровские уловки бережливости известны и в Сувалкии, а вот похвалиться выгодно ими не додумались!
Из шедевров восьми залов Дома хороши скульптуры Пламена Братанова "Ложь" (разверстый медный зев с красноречиво свисающим язычищем), Димитра Рашкова "Рентген", "Метаморфоза" (как много общего у женщины и лягушки!), группа из трех медведиц в полосатых гетрах "Аэробика"…
Привлекают картины Елена Гроберта: "Еще одна убежала" (…из дома, и, обнаженная, скользит под высокими облаками навстречу туристским приключениям, только видавший виды попугай с громким изумлением качает вслед из клетки головой!) и "Легко ее водят" (…на курорте, тонкие паутинки за пуговички сосцов влекут ее по розовому небу разовых наслаждений!).
А изба с реквизитом габровских анекдотов! Нет, не пересказать, в ней надо побывать!
А смешные рисунки детей всех стран света!
А маски и костюмы шуточных празднеств народов всего мира!
А медная книга "Выкованные мысли" Ангела Костова из Врацы, будто унаследовавшего золотые руки основателя Габрово кузнеца Рачо! Который по преданию и выковал габровский характер, открыв кузницу у одинокого габра (кизила).
– А это книга, в которую каждый должен записать для нашего Дома юмора и сатиры свой не очень старый, безбородый анекдот, – экономя на выговаривании буквы "р", объявил гид-переводчик.
Решил блеснуть и сувалкиец. Не долго думая, взял авторучку и написал:
– Мальчик, ты не мог бы уступить мне место? У меня ножки уж очень болят.
– А вы, бабушка, когда были маленькой, уступали место взрослым?
– Всегда!
– Вот поэтому у вас и болят ножки сегодня!"
А, выходя из Дома юмора и сатиры, сувалкиец заплатил 51 стотинку и 1 лев за книжечку габровских анекдотов, на предпоследней странице которой прочитал:
Предприимчивые и находчивые габровцы, умеющие из всего извлекать пользу, решили подзаработать на бесчисленных анекдотах… За короткое время шутники и острословы прислали столько…
Так или иначе, но габровцам удалось без труда собрать массу анекдотов и составить сборник, который был выпущен на болгарском и иностранных языках. Надо сказать, что его издание не только с лихвой окупилось, но прославило габровцев на весь мир".
Сувалкийца чуть удар не хватил. Обвели вокруг авторучки, развели, как лохов, обставили! Одно утешение, что и ведь не менее ушлых шотландцев – тоже.
Знакомство с городом гид, пошептавшись с водителем, организовал по-габровски экономно и накоротке: на центральной площади медленно совершили объезд жаждущего влаги фонтана. И разбежались по своим делам.
Наш герой, решив продегустировать болгарские вина, зашел в бар и долго присматривался к тому, как работает бармен…
Не зная основ виноделья,
Рецепт признавал лишь один:
Даешь дорогие коктейли
Из дешево стоящих вин!
Пришлось отправиться в магазин, чтобы самому выбрать и употребить именно то, что купил. Но что выбрать? Красное "Шепот монаха" или белое "Ослиное молоко"? Бывалый габровец сказал:
– У нас в Болгарии есть тысячи песен о красном вине, и только одна – о белом. Которая начинается так: "О. белое вино, почему ты не красное? Купите красное: от него в бокале хотя бы краска остается, а от белого – ничего!
Сувалкиец так и сделал, вот только как вино охладить? Холодильников в номерах "Балкана" не было. Потому, наверно, что аборигены не могли смириться с таким транжирством электроэнергии, особенно, когда нет уверенности, что при закрытой дверце лампочка внутри гаснет!
Но вскоре сувалкиец, пребывая в знаковом месте нашел выход. Сидя там, легко придумал холодильник по-габровски, главной камерой которого стал по совместительству сливной бачок.
Почему же тогда – "холодильник по-габровски"? Если придумал сувалкиец? Ну, здесь целых два резона. Во-первых, это случилось в Габрово. Во-вторых, габровцы совершенно категорично утверждают:
– Когда в мире еще только замышляют что-нибудь сделать, они это "что-нибудь" уже делают у себя в Габрово!
Затосковал что-то о своей квартирке гостиничного типа, о родной Марите. Вспомнил милую сценку на общей кухне, где жена готовилась покормить его перед отъездом…
– Ой, масло на твоей сковороде!
Позволь на нем мою поджарить тюльку?
– А мясо мне мое готовить где?
– Вот в супчике моем. Кидай в кастрюльку!
Побежал за покупками согласно списку… Управившись, сувалкиец решил послать жене такую телеграмму: "Все купил выгодно. Приеду во вторник утром. Твой Пятрас". Потом посчитал, подумал:
– А-а, Марите знает, что я всегда выгодно покупаю, – и зачеркнул ненужное.
Осталось: "Приеду во вторник утром. Твой Пятрас". И опять ему показалось, что много платить придется.
– И так известно, что домой приеду, не оставаться же на чужбине, – и оставил только: "Твой Пятрас".
– Конечно, я ее, а то чей же? Да и телефонистка, не дай Бог, может перепутать и передаст "твой" пять раз! Э-э, на что тогда такие деньги тратить? – и порвал бланк. Решил написать письмо.
Написал, а марку покупать опять жалко. Взял и приписал: "Извини, что посылаю письмо без марки. Я уже опустил его в ящик, когда вспомнил, что марку не приклеил"!
Сэкономленные на телеграмме и марке левы решил частично истратить, зайдя в небольшой ресторанчик по соседству.
– Это курица?
– Не курится, – поедается!
Однако, после еды и настоящего закуривания, расплата опустошила все его карманы. Официант был истинным габровцем:
Вписал он в сумму счета дату –
День, месяц, год – как три ступеньки:
Мол, кем-то сказано когда-то
Насчет того, что время – деньги!
Перед отъездом сувалкиец долго заглядывал по всем углам, по всем шкафчикам гостиничного номера:
– Ничего не забыл у вас?
И горничная тактично ответила:
– Чтобы забыть что-то, надо было сперва это "что-то" привезти!
Измученный и возмущенный габровскими порядками, сувалкиец немного успокоился только около дорожного указателя на выезде из города. Он попросил остановить автобус, выскочил и добавил в название букву "р", сэкономленную гидом-переводчиком. Так что получилось: "Граброво"!
< лат. сlassicus– образцовый?
Пять чувств для нас природа-мать придумала,
Но мы бесчувственны без чувства юмора. В. Татаринов
Уважаемый читатель! Здесь Ты сможешь прочитать и оценить конкурсные произведения:
– Школьный терзаурус
– Интервью
– Афорифмы
– Что наша жизнь?
– Цаца и Мнака
– Тэффигушки
– Любовный гороскоп друидов
– Тишеедис – Дальшебудис
– Случай – Зоологика
– Идите в баню!
Школьный терзаурус
Глянь на слово в школьном свете,
слоги слов пересловарь
и читай не очень ЭТИМ-
НЕЛОГИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
АУДИТОРИЯ – специализированное помещение для ауканья и ора
АХХИЛ – разочаровавший хилостью пацан
БЕЗГЛАЗЫЙ – у которого было 14 нянек?
БЕЗГРАМОТНЫЙ – окончивший учебный год без грамоты
БЕСТСЕЛЛЕР – чтиво того бестолкового населения, которое обычно книг не читает
БИЖУТЕРИЯ – до жути примитивные украшения, которые легко утерять
БОМБА – огромная шпора, которую в случае удачи можно использовать как написанный ответ
ВЗРОСЛЫЙ – тот, кто перестал расти вертикально, но не горизонтально
ВОСКРЕСЕНЬЕ – луч света в темном царстве
ВСЕЖЕПОМЫТЫЙ пол в классе – влажная помойка
ВЫШЕБАЛЛА – не получавший оценок выше балла вышибала
ГИПОТЕНУЗА – ну, гипотеза – одним словом
ГОТОВАЛЬНЯ – готовая валяться; кухня
ДВОЕЧНИК – герой нашего времени
ДЕЛИКАТРЕС – деление того, что трескают
ДЕТСКИЙ МАТ – мат в четыре года
ДОЛ ("Там лес и дол видений полны...") – детский оздоровительный лагерь
ДОРОГА В ШКОЛУ – звериная тропа
ДОРОГА ИЗ ШКОЛЫ – светлый путь
ДОСУГ – времяпровождение между выходом из Интернета и новым входом в него
ДЫРОКОЛ – приспособление для раскалывания твердых дыр
ЗВОНОК НА УРОК – похоронный марш; Бухенвальдский набат
ЗВОНОК С УРОКА – золотая симфония
ЗНАНИЯ – начало сомнений
ИДУЩИЙ ПОСЛЕ УРОКОВ – каторжник Жан Вальжан
КАНИКУЛЫ – медовый месяц
КЛАССНАЯ РУКОВОДИТЕЛЬНИЦА – путана в объятиях старшеклассника
КОНЕЦ УЧЕБНОГО ГОДА – отмена крепостного права
КОНКУРС – место, куда в игре случая кладут ставку, бóльшую, чем у других
КОПЬ – содержание копилки
ЛАДОНЬ – справочник дат и событий
ЛЕНЬ – подсознательная мудрость
ЛИЗИНГ – особый подход к учителям
ЛИНИЯ – длина без ширины; железнодорожная – без тишины; прямая – следы удалившейся точки; кривая – следы безнравственной точки; зигзаг или ломанная – следы пьяной точки
ЛОГОРЕЯ – словесная диарея
МАСТЕР ПРОИЗВОЛЬСТВЕННОГО ОБУЧЕНИЯ – обучающий в масть вышестоящим
МАТЕРИНСКАЯ ПЛАТА – алименты
МЕЛОМАН – иллюстрирующий не лазерной указкой, а на классной доске мелом
МИНИстр – страничка
МОЛЧАНИЕ – единственное золото, которое не любят учителя
МОРДОБОЙ – мордатый пацан
НЕ ВЫУЧИЛ УРОК – обыкновенная история
НЕ КАНТОВАТЬ – не думать, что над тобой звездное небо, а внутри – нравственный закон
НЕВРИТ – правдолюбивый
НЕОБХОДИМАЯ – учительница, которую в проходе между парт не обойти
ОБРАЗОВАНИЕ детей – путем слияния сперматозоида с яйцеклеткой?
ОБСЕРВАТОРИЯ – школьный туалет
ОДНОКЛАССНИЦА-ЗАГАДКА – которая загадила всю парту
ОПАЗДУН – систематически опаздывающий
ОТДЫХХАЮЩИЙ – не отдыхающий на переменах
ОТЕЦ ПРИШЕЛ С РОДИТЕЛЬСКОГО СОБРАНИЯ – Фантомас разбушевался; буря в стакане
ОТКРЫТЫЙ УРОК – облава образованцев
ОТЛИЧНИК – белеет парус одинокий
ОТМЕТКА – празднование дня рождения
ОТОБРАЛИ ШПОРУ – грабеж средь бела дня
ПЕРВАЯ ПАРТА – остров невезения
ПИСС – писатель, издающийся за собственные средства
ПЛЮС – перечеркнутый минус
ПОВТОРЕНИЕ – мать заикания
ПОДДОН – испанский подросток
ПОДНЯВШИЙ РУКУ – вызывает огонь на себя
ПОП-КОРМ – еда, укрепляющая то, что отсиживают на уроках
ПОСЛЕДНЯЯ ПАРТА – райский уголок
ПРЕПОБРАТЕЛЬ – препоДАВАТЕЛЬ с отрицательным знаком
ПРОТИВОВГЛАЗ – мобильный кондиционер
ПУГОВИЦА – пуганая ученица
РАЗДЕВАЛКА – Куликово поле
РАСПИСАНИЕ – расклад жизни энурезников
РЕАЛИЗМ –преклонение перед испанским футбольным клубом
РЕДКОЛЛЕГИЯ – редкочитающие (рус. редко + лат. legere читать)
РЕЧЕРВУАР – торжественное собрание
РОДИТЕЛИ ДОМА – шнурки в стакане
САДИСТ – еще в садик ходит
СКАЖИ СТИПЕНДИИ НЕТ – акция в пользу Минобразования
СМАЗЛИВАЯ девчонка – смазывающая черты, бесплатно дарованные Господом, дорогой косметикой
СПАМ – посидел в туалете, потянулся к ящичку за газетой, а там все завалено скотчем, наждачной бумагой и таможенными терминалами!
СУПА-СУПС – Чупа-Чупсы, залитые чаем
СУЖЕНАЯ – худая однокашница
ТЕЛОСЛОЖЕНИЕ – теловычитание с обратным знаком
ТИНЕЙДЖЕРЫ – подростки, желающие отличаться от других тем, что одеваются одинаково
УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНИЦА – учащаяся на "удовлетворительно" (ср. ОТЛИЧНИЦА)
УЗНИК – попавший в любое Учебное Заведение
УЛЫБКА ЗАВУЧА – фальшивая монета
УЧЕБНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ – в которое (ом) заводят детей для учебных целей
УЧЕБНЫЙ ГОД – хождение по мукам
УЧЕНИК БЕЗ ШПОРЫ – всадник без головы
УЧЕНИКИ НА ПЕРВОМ УРОКЕ – мертвые души
УЧЕНИК НА ПОСЛЕДНЕЙ ПАРТЕ – ничего не знаю, ничего не вижу, никому ничего не скажу
УЧЕНИК НА ПОСЛЕДНЕМ УРОКЕ – рыцарь печального образа
УЧЕНИК У ДОСКИ – партизан на допросе; живой труп
УЧЕНИЦА НА ПОСЛЕДНЕМ УРОКЕ – спящая красавица
УЧИТЕЛЬ БАЛЛНЫХ ТАНЦЕВ – заставляющий учеников и родителей плясать под одну дудку
УЧИТЕЛЬ ГЕОГРАФИИ – глобус на подтяжках
УЧИТЕЛЬ И УЧЕНИК – волк и ягненок
УЧИТЕЛЬ С УКАЗКОЙ – человек с ружьем
УШЕДШИЙ ЗА МЕЛОМ – пропавший без вести
ФИЗКУЛЬТУРА – психи на воле
ФОРМУЛА-1 – С2Н5ОН заняла первое место
ХИМИЯ – сорок пять минут на пороховой бочке
ХРОПЕЛЛЕР – заснувший на уроке
ЦИВИЛИЗЬЯНА – ученица, бегающая по "клаве" компа без понятия, что происходит
ЧЕРТИТЬ– заниматься адской работой
ЧИСТОПЛОТНОСТЬ – чисто масса, деленная на чисто объем
ШЕСТ – ябеда (сокр.)
ШЕСТЕРКА и НОЛЬ – шесть десятков лет – классному в обед
ШКОЛЬНАЯ ЖИЗНЬ – война миров
ШТАНЫ – то, что просиживают на уроках и в Интернете
РАЗГОВОРНЫЕ СЛОВЕЧКИ
Скажут все о человечке,
Внесшем в список опечатков
Свой де садный отпечаток
Абитуриент-САМОМУЧКА
Академическая НЕСПЕВАЕМОСТЬ
АКРОВАТИКА
АМПЕРАКТИВНЫЙ опрос
АМУРАЛЬНОЕ поведение
БАНДИТЕЛЬСКОЕ собрание
БАШКОБИТЫЙ ученик
ВОСПИТУТКА
ВЫТУРИЕНТ гимназии
ГОРБЕЛИВАЯ осанка
ГУМАНИТАРСКОЕ происхождение
Дружный КОЛЛЕКТИВИЗГ
ДУНДУКТИВНЫЙ метод
ДУРЕВЕСТНИК
ДЫРОСШИВАТЕЛЬ
ЖАН БАПТИСТ МОЛЬЕР
ИЗВИРАТЕЛЬНАЯ кампания
ИЗДАВАТЕЛЬСТВО учебной литературы
ИМПУЗАНТНАЯ личность
ИМЯЦИАЛЫ
ИНТЕРТРЕПАЦИЯ исторических фактов
Как Баран на NEWWOROTA
КАНДЕЛЯБР НАУК
КЛЕОПАРТА
Краевед и КРАЕВЕДЬМА
КРАДКОСТЬ – сестра плагиата
КУРКУЛЯТОР
ЛИТЕРАТУРНОВЕД
МАНДАУРИНОВЫЙ сок
МАЛООДЕЖНЫЙ стиль
МАЛОЛЕЖНЫЙ костюм
МАРАЗУМ
МРАКООБРАЗНЫЕ, ЗЕВНОМОДНЫЕ, СЛЕПОПИТАЮЩИЕ
МУТАНХАМОН
Науки проникают ВГЛУПЬ
НЕКУДАЧА
НЕМОКРАТИЯ
ОШКОЛОК
ПЕНЁККИО
ПЕРЕДОКСЫ ИСТОРИИ
ПЕРИОДИЧЕСКАЯ ТАБЛЕТКА МЕНДЕЛЕЕВА
Персона ВОН ГНАТА
ПИСКОТЕКА
ПИЩЕБУМАЖНАЯ продукция
ПЛЮНЬБОЙ
ПОЛНОМОЛЧНЫЙ представитель учеников на педсовете
ПРОВИНЦИАЛЧНЫЙ учитель
ПРОХРАМНЫЕ требования к основам религии
ПРУТНОВОСПИТУЕМЫЙ
РАЗГИДРАТ ТВОЮ ПЕРЕКИСЬ МАРГАНЦА
СЕКРЕТАРЬ-МАШИЛИСТКА
СЕМИСЕЗОННОЕ пальто
СКОЛЬКУЛЯТОР
СОРОЧНОЕ сообщение
СТАЙНОЕ голосование
СТИХОВЫТВОРЕНИЕ
СУЙВЕНИР
ТАБУРЕТРО
ТАТАРО-МОНГОЛЬСКОЕ ИГО-ГО
ТЕХНИЩЕНСКИЙ кружок
ТРЕПЛИКА ученика на уроке
ТУФТАБОЛЬНАЯ команда
УЧУДИЛЕР
ФИГЦИЯ
ФИЛОНОЛОГИЧЕСКИЙ факультет
ФОТОМОРДЕЛЬ
ХАРИКАТУРА
Художественное ВТОРЧЕСТВО
ЧМОКИНГ
ШАБЛОНДИНКА
ШЕЛЬМАХАНСКАЯ ЦАРИЦА
ШИЗНЬ
ШПАРГАЛОЛ
ЭРОТОЗЕЙ
ЮМОРАТОРИЙ
Подчеркнут безобразности
Афоризменно ФРАЗНОСТИ
Не смешивай смешинку со смышлинкой...
*
О, не осальте ос осатанелых!
*
Не покатись покамест не покато...
*
О, не марай в марксизме марсельезу!
*
Не инфицируй инфузории инфляций...
*
О, не плюсуй плюющих с плюрализмом!
*
Не ворожи на вора воротиле...
*
О, не катай и ката в катафалке!
*
Не забивайте бабке баки баксом...
*
О, не гноите в генах гениальность!
*
Не дебатируйте с дебилом в дебрях...
*
О, не давайте дань и данному дантисту!
*
Не доконайте доку документом...
*
О, не х у л и худых от хула-хупа!
*
Не домогайся дома доминанты...
*
О, не лицуйте по лицеям лики Лицам!
*
Не такай так-таки с таковским тактом...
*
О, не купайтесь купно с Купидоном!
*
Не убоись убогости уборной...
*
О, не цыгань циклически цигарки!
*
Не оглоушь оглоблей оглоеда...
*
О, не меняй мензурку на ментовку!
*
Не ковыряйте ковнутри ковригу...
*
О, не ломай фломастеры ломами!
*
Не расщепляйте в щепы щепетильность...
*
О, не когти когда-нибудь кого-то!
*
Не йогнитесь от йодного йогурта...
*
О, не кручинься круто, рекрут крутолобый!
*
Не по Харону похоронные хоралы...
*
Не хмурься в мураве, как муравей, из-за муры...
*
И вправду правдой вправе управлять?
*
Хлопот у хлопца – хлобыстнуть да хлопнуть...
*
Чтоб, изменяя, извинять вину измены?!
*
Не по душе душить подушкой душку...
*
Оцепенел, на цепку ценную нацелясь…
*
Не в клинике клинически не клином клин клинит.
*
Занудней нет зануд занудистых занятий.
*
Прикинь, при ком прикольно без прикида?
*
Не половинь половником полову...
*
Все подлиннее подле нас в подлунной подлость!
*
ПравДа – правНет?
*
О, перехватит сил нам пережить беду соседа!
*
Всем – всё, остальным – остальное…
*
Глупость, бесчестье, бессовестность нашей эпохи – Инет!
*
Велика Россия. Некуда, как прежде, отступать…
*
Прожить бы честно жизнь – да кто поверит?
*
Дошло: "Иди отсюда!" – значит: "Идиот, сюда!"?
*
В наш сериал из Мексики дошла, о, амнезия!
*
Олигархи столько вынесли… У нас?
*
Втянулась вдруг в работу пылесоса кошка…
*
Поведенье легкое? О – трудная судьба!
*
Что он сказал, забыл, но на всю жизнь запомнил.
*
Что понял о жизни, "пойми" говоря ей?
*
Где ты торжественно так вывалялся в орденах?
*
Если так уж наших, пусть их так же тоже!
*
Все мы в жизни прекрасней, чем после нее…
*
Пожурнальней и жирней дайте гарнитуру!
*
Ложка дела бочку лени сладкой портит!
*
Между прочим? Но "прочимус" – ноги!
*
Никуда не ведущий, всем путь безопасен.
*
Нет привлекательней звука, чем стук в нашу дверь.
*
От множества книжных червей к бесчислию вирусов net-ных?
*
Ни слова в простоте, все в прозе или в рифму!
*
– Привет, бесплатный доктор! – "Больной неизлечимый?"…
*
Знал анекдоты с бородой не знавший бритвы.
*
Смиренным будь, не то смирённым станешь!
*
Чтобы было, если ничего бы не было?
*
Пороки не бичует – сатирик сам "бичует"!
*
Он пороху не нюхал, клей "Момент"…
*
Раньше шутки смех – лишь шутка монтажа!
*
Опять все кофе на костюм! Почем сейчас оно?
*
Перепутал Бог с дождем анализ…
*
Опасно грабли нам совать в евророзетку…
*
Три пальца лишних, если нот лишь семь?
*
Честно просит худощавый: "Не влезай! Убьет!"
*
Везенья не бойся ты, – это пройдет!
*
По сравнению со мною я ничто…
*
Песню лебединую на "бис" ты хочешь?
*
Два эго для третьего – трио "Семья"?
*
Так длинно получилось: мало времени, чтоб написать короче!
*
Держаться б крепко слóва, – не за крепкие словá!
*
Желания, жевания, переживания…
*
Не мыслить, существуя, – соображая, жить!
*
Костюмом надо ль быть, чтоб поносили?
*
Быть надо ль ведьмой, чтобы вылететь в трубу?
*
Дебилизовано ль от дембеля косить?
*
Таблетки от хандры – вагонные колеса.
*
Фальшива жизнь без музыки бесфальшной.
*
Не USB себе мозги!
*
Нефертити себе!
*
Ой, что-то пролетело, неужели – год?
*
На брудершафт – и "Вы" уже "Эй, ты"!
*
В переломную эпоху не ломись!
*
Потребитель – главный рыночный продукт!
*
Вся власть исходит из народа. Без возврата!
*
Ты красивей, чем выглядишь, в сто раз!
*
Завет одиннадцать: грешить по десяти!
*
Глупо профили рассматривать в анфас.
*
Не заметишь бестактность свою – и тактичен?
*
Смеялся шутке только раз – её придумав!
*
О, как у всех отняв, да каждому прибавить?
*
Бей экстремистов!
*
Не дрейфь, – и не растаешь, Льдина!
*
Не перебить лишь одностишьем тишь молчанья!
*
Моя судьба в моих руках – вот ужас!
*
Кнопки в доску прикололись, а грозил облом…
*
Национальная идея? Искать всегда везде идею!
*
Это в среднем – дважды два – четыре…
*
Умнее втрое двое, но не две…
*
Дуракам везет? Такие ль дураки?!
*
Зачеркнутый "минус" – да здравствует "плюс"!
*
"Дуросмешка и семь глюков", – сказка или быль?
*
Единогласно: за себя один твой голос…
*
Нет женских лиц, слезами не умытых!
*
Прошу добром не поминать – не сплю, икая!
*
С "автогражданкой" мы в одном метро остались…
*
Глаз не сомкнул – пропало все дежурство!
*
Чуть-чуть больная, что не в золоте вся-вся…
*
Как после вас не ставить ног на унитаз?
*
Что кричу? Возвысить звали голос!
*
Нуждаются ль в прописке прописные?
*
На суверенных языках есть ругань – "русский"…
*
Сколь можно свой народ дурить – чужих вам мало?
*
Алло! А попросите милостыню, если можно…
*
Приткнувши монумент, в свою грудь тычут…
*
Не сгинем, нет, под гнетом потребительской корзины!
*
Диссиденты – отсиденты, досиденты, несиденты...
*
Счастливые, несчастные и занятые делом, дык...
*
Вдруг перевыполню, что вам не обещал?!
*
Куда ты, Родина, без нас, туда мы без тебя…
*
На хлеб насущный пашешь, посулами ль не сыт?
*
Хорэ – не болен ты, а я – намного лучше!
*
Законченный дурак, а дурью маять продолжает…
*
Так отточена "жистянка", в миг былое отрезает…
*
Облом – гнуть грузом льгот все ветви власти!
*
Вся подколготная попутчиц, Боже мой...
*
Кто из гуляющих по шпалам один лишь поезд задавил?
*
Прищурься и увидишь, как смешно!
*
Сильнее страсти нет, чем лень...
*
Многие слово способны сдержать, если сказать его надо...
*
Боясь прослыть немилосердным, ни в чем не мог отказывать себе...
*
Стали пищей для ума цены пищи для желудка...
*
Смешная жизнь – рискует кончить любая смертью несмешной...
*
Сколько умерло безвременно великих, что-то нездоровится и мне...
*
Не думай: бизнес – больше получить, чем отдано самим.
*
Взяла за моду примерять фамилии мужчин...
*
Когда все есть – прелюдия к тому, что потеряешь...
*
Горжусь той умной писаниной, которую ума хватило не писать!
P. S
В начале было Слово... Однако, судя по тому, как развивались события дальше, Слово было непечатным.
В школьные словари давно рвутся непечатные выражения. Сразу скажем – мы против. И их здесь не будет. И спорить не будем, подобно словам с выражениями, которые даже в условиях АБВГДЕмократии никак не успокоятся…
А началось все со спора Печатного Слова и Непечатного – кто из них главнее. Печатное Слово говорит: "Я главнее! Я в любой книге есть!!" А Непечатное Слово ему в ответ: "…!!" – "...!!!" Печатное слово кричит: "Да я главное и основное! Без меня и тебя бы не было, и прогресс бы остановился вообще!!" А Непечатное опять – раздельночленно: "...!!" – "…!!!"
Конечно, радо, что здоровое, из гущи народа, первозданной природой вскормленное. А Печатное Слово давно уже не птичьи инфлюэнцы и словарные паразиты терзают: канцелярит и вульгаризмы, жаргоны и науклизмы, нанизанные один на другой падежи и англицизмы. Даже, нет-нет, и нецензурщина от Непечатного Слова троеточно-апокрифным путем передается!
Но спорят они на равных – в аудиториях и курилках учебных заведений, на улицах городов и сел, на страницах периодических изданий и книг, на компьютерных и телеэкранах, и конца этому спору не видно. Даже на международной арене, правда, более дипломатично. Как в анекдоте:
Встретились как-то Языки: Английский, Китайский и Русский. Английский говорит гордо:
– Я самый деловой в мире!
Китайский глаза прищурил:
– А я самый употребляемый!
Русский Язык подумал-подумал, сказать-то нечего. На нем все меньше говорят. Да, и говорят так, что лучше бы... молчали. Одно достоинство: материться на нем, можно по-прежнему – красиво. Поэтому и промолчал. Из вежливости…
А мы написали об этом. Но Печатным Словом, поэтому и напечатали.
Интервью
Смеяться незлобно над всеми – от уха до уха Земли!
– Можно ли говорить сегодня о достижениях такой древней науки, как арифметика? – обратился корреспондент "Ювенты" к ученым членам-корреспондентам. – Как вы считаете?
– Мы с калькулятором, – с готовностью ответил ведущий гелотолог страны, – наши оппоненты, ничтоже сумняшеся, просто: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, валет, дама, король, туз…
– Спасибо. А…
– О достижениях? Говорить можно. Например, с некоторой долей вероятности можно утверждать, что составлено полное представление об астрономических понятиях со дня Рождества Христова. Точно подсчитано, что полных веков – 20. В каждом из них лет – 100. В каждом году суток – 365, недель – 52, месяцев – 12, времен года – 4.
Времена года, месяцы и дни недели имеют собственные названия:
1 Весна 1 Август
2 Зима 2 Апрель
3 Лето 3 Декабрь
4 Осень 4 Июль
––––––– 5 Июнь
10 6 Май
7 Март
1 Воскресенье 8 Ноябрь
2 Вторник 9 Октябрь
3 Понедельник 10 Сентябрь
4 Пятница 11 Февраль
5 Среда 12 Январь
6 Суббота –––––––––––
7 Четверг 78
–––––––––
28
Если засчитать их тоже, то общее число окажется:
19 + 100 + 365 + 52 + 12 + 4 + 10 + 78 + 28 = 668.
– Но это средние цифры. А большие? Например, сколько это конкретно, если, как говорят в народе, "до фига и больше"?
– Ну, это просто. Надо встать на рельс, идти и считать шпалы. Когда подумаешь: "А на "фига" мне это надо?" – окажется, что все сосчитанное после этого будет "до фига и больше"!
– Что можно к этому добавить?
– Кроме этого, арифметика многое дала высшей математике. От многочлена до интеграла. Думаете, откуда взялся его значок последнего? Но это же знак суммы, который мы со временем вытянули!
Мы дали миру интеграл и синус,
Мы научили множить и делить,
Мы знаем, где поставить плюс и минус,
Как многочлены в степень возводить…
Интервьюер был настолько поражен достижениями, что открыл рот до пояса.
– Можно от вас позвонить в редакцию, по межгороду через восьмерку?
– У нас восьмерка не соединяет, но мы-то знаем, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется… набирайте две четверки!
Наш корреспондент хорошо помнил, что когда учился во втором классе, было по-другому: если ученик писал 4+3, а не 3+4, ему оценку снижали! А в седьмом на вопрос:
– Что такое 3ΠR? – его друг отвечал:
– Пью, потею, писаю и ругаюсь!
Но вопросов больше не задавал…
Вечером из под его пера появилась:
Не единичная история
Нуль заявил: "Самый значащий – я.
Как ни ложится в числе цифирня,
Вся, округляясь, растет от меня,
Все начинается в мире с Нуля!"…
Старая история: жил-был и жила-была.
Только он хоть жил, но вот быть – был сплошным круглым нулем 0, из которого, как из яйца, давно вылупились цифры. Ничего не осталось, то есть осталось ничего. Типа – да, ноль – и этого у него не отнимешь!
А она была самостоятельной самобытной единицей 1 с родословной, уходящей на 20 тысяч лет назад к первым в истории памятным Зарубкам.
В жизни, которая движение, двигаясь сзади, он 0 увлекся единицей 1 дальше, и союз 1 и 0 в десяток раз увеличил их значение.
Он радостно покатился на обгон, возглавил союз. И что же?
Несмотря на пожарную, буквально вызванную по 01 помощь окружающих, союз 0 и 1 в новом сочетании стал настолько малозначимым, что и говорить, и писать о нем все прекратили, и мы прекращаем.
Афорифмы
Умный любит учиться, а дурак – учить. А. Чехов
– Творить, короче говоря, и зря на зряшное не зря!
– Афорист – добытчик соли для чужих обычнословий.
– Сам отдых хающий – не отдыхающий!
– Чтоб выжить, лодыри умны до одури!
– Все в мире смех, и даже слезы боли – частицы смеха, но в растворе соли!
– Да, наполняют чашу ядом лишь находящиеся рядом.
– Стары бары – тары-бары; новы бары – ездят в бары.
– Эх, как за пазухой у Бога, живет один; а сто – убого!
– Стих – мини-слогики для макси-логики.
– Если волки собаку съели – волки сыты, и овцы целы!
– Любящий трансжир – худший из транжир.
– Из книжки по мыслишке – научный подвиг Мышки!
– Как на цветы похожа лесть: приятно нюхать, тошно есть!
– Всегда, в любое время года, в постели – лучшая погода!
– Мэтры мер всех (фу ты, ну ты!) метры сменят ли на футы?
– Стальная стамеска стрекозкам стоместка?
– Губят в наши времена не грехи, а слухи – увернуться от слона легче, чем от мухи!
– Человеком оставаясь, выйти в люди... Сомневаюсь!
– Мылят шею за преданный труд – значит, новый наденут хомут!
– Мало зла-то из-за злата?
– В худой избе и в ведро лужи – ведь дождик дольше, чем снаружи!
– Понять их не дано – нам говорят: " Да!.. Но... "
– "Развивается мир по спирали…" – все всегда на кого-то спирали!
– "Я вам пишу, чего же боле?.." – прочтете, а? Не отфутболя?!
– "Ищи себя…"? – а не найдешь – того, кому и так сойдешь!
– "В науку не въедешь на белом коне…" – на белых мышах – так возможно вполне!
– "Молодость лучше, чем старость…" – если глупцу не досталась!
– "Падая со скал, поток ревел…" – неужели боли не терпел?
– "Руки не дошли?.." – но даже йоги для ходьбы использовали ноги!
– "Пьяный проспится, – дурак никогда"… – если и пьян, и дурак – что тогда?..
– "Знанье – сила?.." – знали смлада: сила есть – ума не надо!
– Смешно стремиться к истинам, в которых нет корысти нам!
– Усмешки не слезки – рифмуй по серьезке!
– Зло – добро, хотя б отчасти прикоснувшееся к власти!
– Подъем к высокой нравственности крут – не хапать Результат, минуя Труд!
– Растил, зарывал – а талант, все же, мал…
– Худ язык за зубами: ни острый, ни колкий, а тем паче, когда эти зубы на полке...
– Одностишье под язык – вкус поэмы не возник?
– Поподхалимажишь пока докажешь!
– Грядущее – стряпуха приходящая: готовит черт те что из настоящего!
– Ценили некогда. А нынче – некогда.
– Чтоб чисто выиграть дебаты, используй лишь свои цитаты.
– Смех до слез – перехлест?
– Чем нам диктуются Поступки с древности? Умом? Эмоциями? Нет, – Потребностью!
– "Редколлегия" – метко: собирается редко!
– Так уважал свободный слог, – связать двух слов и то не мог!
– Нам бы нимбы – мы бы им бы!..
– Хорошо – собак нет говорящих: мы б друзей лишились настоящих.
– Любая власть – не можешь – слазь!
– Хор – объявленный народ из открывших нотно рот.
– Он за этим, что любил, лез под бешеных кобыл!
– Смешно ли – Гоголя не перегоголя?
– Историю вершат моменты, когда свергают монументы!
– О, ваших ног нет краше… Ой, ноги-то не ваши!
– Не искусство поэзия; то есть не одно лишь искусство, – и совесть!
– Суд потомков – суть в потемках!
– Желает левая Нога неправового Сапога?
– Семь раз отмерь ты сам, но пусть отрежет – зам!
– Нувориш, а? Ну, вор – и ша!
– Коню – Конь-аноним: "Телегу сочиним?"
– Ой, ты гой еси… – "Ой! Ты гей еси?.."
– О ваших талантах приятна вам весть – умело, талантливо подана лесть!
– "У войны – не женское лицо", – гордо. А у мира забинтована… морда!
– Если не тупúшь, то каламбурь и одностишь!
– Что – сатирические ямбы? Есть персонажи – по шеям бы!
– Скажите, кто ваш френд, скажу вам, чей он бренд!
– "Си, до, ре, ми, фа, соль, ля"… – Сидор, ем и фасоль я!
– Не повторяйте тост: "Мол, квашу!" – употребляйте простоквашу!
– Строка одна я, тем и заводная!
Что наша жизнь?
На всякую игру – свой кенгуру… Ф. Достоевский
И г р а
Поднять на уроке руку.
– Разрешите выйти?
Если ответ будет:
– Да, – то выйти.
Если ответ будет отрицательным:
– Нет! – то снова поднять руку.
Интеллектуальная игра
Ведущий взмахнул рукой:
– Начали!
Первый:
– Как называется химический элемент с атомной массой 50,9414?
– Ванадий, в честь древне-скандинавской богини красоты Ванадис!
Второй:
– Год рождения Песталоцци?
– 1746-ой!
Первый:
– Что стоит посередине Волги?
– Буква "л"!
Второй:
– Как в любом городе найти площадь Ленина?
– Надо ширину Ленина умножить на длину!
Первый:
– Какова масса нейтрона?
– Произведение 1,6749 на 10-24 грамма!
Второй:
– Кто стоит во главе Ноосферной Духовно-Экологической Ассамблеи Мира?
– Президент – академик Любовь Сергеевна Гордина!
Первый:
– У мужчин или женщин указательный палец короче безымянного?
– У мужчин!
Второй:
– Закончите четверостишие одним придуманным писателем по имени Эрнест словом:
"– Таких красавиц завалил в постель! – "А у меня одни старухи, " – болтали Вирусы, чья цель – всех довести до..."
– "…грипповухи!"
Первый:
– Почему две головы орла на российском гербе смотрят в разные стороны?
– Ищут третьего!
Второй:
– Сколько будет, если от ста отнять единицу?
– 99!
– Нет, уважаемый… Два нуля!
– Решительно возражаю! Вопрос изначально некорректен!
– А сам-то, сам-то – с этими головами! Ты первый начал… мошенничать!
– От такого слышу!..
Ведущий вскинул руки:
– За взаимную грубость киборги Всезнамус и Многознайка с интеллектуальной игры снимаются. Ассистент, отключите блоки питания. Оба!
Игра в поддавки
Для детей игры – важные занятия. Играют только взрослые. А. Барбюс
Вениамин Васильевич пришел в клинику на консилиум. Пока добирался до нужного кабинета, насмотрелся. Не хотел бы он в этот кошмар на бесплатное лечение. Ухода никакого. При массовом входе…
С него взяли еще до входа. "Убийцы в белых халатах" смотрели, слушали, щупали, мяли, гладили, тыкали, сгибали все его части и целое, изучали анализы, диаграммы, снимки, справки и анамнезы. Вениамина Васильевича вынудили рассказать обо всех ощущениях, настроениях, опасениях, обо всех не забытых еще родственниках.
Один из маститых эскулапов начал нащупывать формулу заключения:
– Легкие у вас, вроде, в порядке. Сколько выдуваете? Здесь записано четыре с половиной литра!
– Совсем не пью!
– Давно курите? – вступил второй.
– Не знаю. Я ведь никогда, доктор, не курил.
– Работаете ночами? – с надеждой подключился третий.
– Только в первую смену.
– Нервная семейная обстановка сложилась? – это четвертый.
– Нет, все хорошо, как в лучших домах Улан-Батора! – попытался отшутиться Вениамин Васильевич.
– Может быть, пищу жирную употребляете? – почти со стоном поинтересовался пятый.
Вениамину Васильевичу стало неудобно. И он вежливо сдался. Кивнул:
– Да… Люблю, понимаете ли…
– Что вы, голубчик! – облегченно заговорили все. – Никаких жиров! Немедленно и категорически исключить жирное из рациона! Вам сразу станет лучше!
То-то! Здоровье надо лечить!
Расходились довольные. Эскулапы – тем, что сумели оказать больному помощь. Вениамин Васильевич – тем, что легко сможет выполнить предписанное: он с детства не любил, не переваривал жирного!
Резюминки обыгровые
Фанаты из движения «Гоголя перегоголя» организовали турнир «Блиц Диканьки».
В староцыганском гамбите после выхода белых коней черные офицеры, как цыгане, стреножат их (итал. gambeto– подножка), а потом берут за фук под уздцы и скрываются. В том числе и замаскировавшись под других представителей животного мира – слонов.
Как известно, кони ходят буквой "г", поэтому белая королевская пешка, едва-едва сойдя с е2, все оставшееся время убирает с подругами разное "г" с полей от а1 до h8.
Черные тем временем строят шахматизм. У них появляются нововведения: есть фигура – кенгуру, скачет рядом всю игру; инородный депутат, который ходит, куда хочет, и, что хочет, берет.
В смешанных блицах женская сторона в случаях нарушения правила "тронул – ходи" освобождается от обязательств.
Доигрывание надоевших участникам турнира партий разрешается проводить зрителям.
Представление
Обманчива видимость – видимо,
Совсем нам она и не видимость...
Разрешите представить известный самодеятельный театр полукомедии синекурской гимназии и лицея. Здесь каждый может сыграть роль, какую хочет и не хочет, будь это в ученических выходах, в ораториях экспертов или в классных карнавальных действах.
Своеобразным творческим отчетом стало очередное представление в масках. Директор надел маску солидности. Его заместители по учебной части – маски разумности. Зампохоз – маску хозяйственности. Физрук – повелительности. Учителя-методисты – маски всеведения. Старшие и прочие – маски доходчивости. Воспитатели – чуткости. Ученики – внимания. Родители – понимания.
Ежеквартальный спектакль "Учебный совет" прошел, как всегда, успешно.
Цаца и Мнака
Из чего выбирать – всем известно:
Можно жить хорошо... или честно!
Один человек по профессии представитель народа, а по фамилии Постсоветский из старой гвардии, которая сдается, но не умирает, явственно видел приближение коммунизма, и три года лечился, чтобы его не видеть.
После чего у него и завелись… в духе рыночных преобразований – Цаца и Мнака. Вроде десятой воды навеселе не сказуемые, но существительные. Жертвы демагогического взрыва.
Рук две, ног две, а язык один, но такой у каждого длинный, что пока маленькие были, сами себе вместо пеленок подкладывали. А как стали на ноги, так стали себе ходить в памперсах и даже брюках, но всегда вместе: Цаца – слева, Мнака – наоборот, справа.
Хорошенькие такие. Любому человеку, не то, что Постсоветскому, стали занимательные и обходительные во всем – до полной улыбнутости. Улицы переименовывали, страсти митингновые подогревали, акции проворачивали.
В общем, подкупали народ. Открытостью прежде закрытого. Своей честностью и сермяжной правдой. Понятно, что народ безмолвствовал единогласно, и в борьбе за демократию выходцы из народа победили.
Каждый Цаца, каждый Мнака – ликом строг, голосом зычен, мыслями темен, говорит непонятно, к труду непригоден, но регулировщик справедливости, соль жизни и бензин всякой идее. Хотели, чтобы народ их полюбил. Но где взять такой народ?
И вот уж что законов новых, газет, флагов, праздников – прям, бисером порассыпали. Экономику – плановую на клановую – и ту перестроили. В смысле, одним манты норковые, другим – понты. Но все – для человека, все во имя человека с большой буквы. Правда, с какой именно, еще не придумали, но цены на всякий случай повысили.
Потому что – в первом случае – крупные считать лучше. Во-вторых – потому что, хоть не денег, но рублей-то каждому напечатали предостаточно.
Даже тайну вкладов обеспечили – теперь точно никто не знал, удастся ли их вернуть. Даже обращения граждан с жалобами "в одно окно" ввели, а потом и до форточки дошли – шельмоимцев форточниками позаменяли!
Все в историческом русле: могучая страна всегда была богата. Даже бедностью.
У них – есть обходительная хватка.
У нас – необходимого нехватка...
Всеобщие выборы всяко стимулировали. Ликвидировали прежний бесплатный беспорядок, ООО на три буквы организовали, продажу лицензий на получение бюллетеней, средства от продажи которых пошли бы на оснащение, например, кабинок для тайного голосования видеокамерами слежения.
И другие необходимовведения применили. Предварительную продажу бюллетеней. Доставку их на дом. Ввели системы скидок социально поддерживаемым лицам. Работу комиссий по борьбе со спекуляцией бюллетенями обеспечили. Цаца – купи-продай. Мнака – прими-уволь.
Очень принципиальные и простодушные были. Один раз только и схитрил один. Шли как-то оба сильно незакусивши по ночным проспектам. И решились совершенно попутно, не отрываясь от целенаправленности, справить малую нужду. Достали. Что у кого есть…
А откуда ни возьмись – экологический патруль, как задумано природой – на машине! Выглянул инспектор:
– Убрать и прекратить!
Патруль убрался. Цаца и признался:
– А я их обманул…
– Как так?
– Убрать убрал, а прекратить – не прекратил!..
Ну, человек этот, Постсоветский, где-то совсем распрямился да вполне свободно на какой-то новый праздник волеизъявления и отправился. На корпоративную, понятно, чью-то дачу, не к ночи будь сказано, по Рублевке или Нуворишке (которое Ново-Рижское). Искать национальную идею.
Между прочим, в то время думы о том, как обустроить Россию, еще только приезжих Лаженицыных мучили и не имели думского большинства. Но от избытка кухарок на общей кухне правительства народного недоверия уже пахло жареным. Ведь каждая знала, как заварить кашу. И власть в их лице начала задумываться, как спрягаться в первом лице единственного числа настоящего и будущего времени.
Цаца-Мнака так устроен –
Строй любить, где ходят строем.
И Цаца справа, потому что к тому времени уже право на лево поменяли, а Мнака, как водится, наоборот, слева – сопровождают да компостируют:
– Ежеморгновенно, – правоциклонно говорит Цаца, – должны мы причинять кому-нибудь непоправимую пользу, добро делать. А кто, часом, добра не делает, то тем самым делает зло. И Родине, и себе. Себе в первую очередь, Родине – во вторую…
– Наоборот, – с сурдопереводом жеста доброй воли Мнака выскакивает, – Родине – в первую очередь, себе во вторую!
Совсем заплутал в этой дымогогии человек.
– Что я выбираю –
В смысле смысла здравого?
Моя хата с краю...
– С левого иль правого? –
не отстают ведущие…
Хотел человек одним разом порвать не только с прошлым, но и с пришлым, но годы уже не те. А надо, чтобы были те. И стало постепенно затягивать его. В туман да болото.
А оно как? Природные богатства не искусство, народу не принадлежат. И о ту пору вокруг Рублевой зоны этой дряни – болот наросло, что тебе процентов диких, просто на удивление ирреальным экономистам и краеведам. Будто фиктивные роды для московской прописки! Даже в названиях путались: так много их объявилось.
Тут и Врезаловка, и Наркотеткино, и Бандителки, Мутьвысухинское и Нефтедыркино. Сейчас всех точно не упомнить. Были и старые – Нацбольничные, Паразитищенки, которые – думали, что осушили, ан, нет – эти утопии с новым наполнением даже расширились.
Впрочем, здесь всегда была такая земля, что на ней ничего, кроме цен, не росло.В отличие от той, где каждый "Путь Ленина" стал в итоге "Ленью Путина"!
Короче, пока Цаца и Мнака с подачи заокеанской скандализы говорили начистоту, а оказалось, что поливали грязью, глядь! – у человека только одна рука из болота торчит, будто голосует.
А "за" или "против" – уже и не ясно. Никто не разберет: ни око государево, ни его окулист. Ясно, что это и сейчас, и никогда не было важно…
Кинулись Цаца и Мнака со всех ахиллесовых пяток человеку вместо протянутых рук советы по ушам навешивать:
– Ноги, ноги-от на шпагат расшеперивай!
– Ужли поможет?
– Нет, конечное дело, а только мертвяк смешней получится!
И получилось:
– Отойди! Дуй восвояси! Я без тебя вытащу…
– Нет, сам отойди! Я…
– Я человека больше люблю, а ты-то – так себе, знаю!
– Нет, я больше. Я Мнака!
– Ты Мнака? А я Цаца! Что, а-а?
– А-а-а!..
Заквакало болото, запузырилось.
Свято право нации...
На галлюцинации?
Ни человека, ни мутантов через букву Д. Ни слуху, ни духу. Только кулик из фонда возрождения русского бурлачества, который теперь свое болото не хвалит, а проклинает. Три составляющих пост-коммунизма: Санкт-Петербург, ФСБ и дачный кооператив. И дух времени, отдающий газом и нефтью, и то – не без Басманного суда! – спертый олигархами.
Не старые времена – когда везде русским духом пахло. Ну, когда счастье было в труде, а не в зарплате, и когда не витала в воздухе национальная особенность бесконечной охоты за национальной идеей.
Тэффигушки
…Если бы Надежда Александровна Лохвицкая (Тэффи) писала в нашем веке, то берусь предвидеть, что многие события попали бы ей на язык (или на перо?)…
Суть ироничной жалобы:
"С пера что толку? Жало бы!"
"Вас махен?"
"Каков русский человек! За Бога – на костер! За царя – на штыки! За народ – на плаху!"
– А за двугривенный – хоть куда! Л. Толстой
Рассказывали мне: пришел один русский полковник, сеголетний выведенец из Восточной Европы, на Красную площадь, посмотрел по сторонам, зыркнул на небо, на брусчатку, на Кремль, на темную молчаливую толпу около мавзолея, почесал одно место и сказал сочно:
– Все это, конечно, хорэ, дорогие товарищи. Или господа? Очень даже хорошо. А вот… was маchen? Что делать? Махен-то вас?
Тут со стороны Василия Блаженного подошел другой полковник, выдворенец из Советской Прибалтики. Бывшей.
Посмотрел по сторонам, почесал другое место и еще более сочно выразил:
– Махают они и на вас, и на нас! Не с трибуны мавзолея, так с высокой колокольни!
То-то, видите, грязь
Залила мавзолей.
Говорят, не крестясь:
– По мощам и елей!
Первый обернулся, скромно перекрестился.
– Н-да-м. Говорят, в Бердичеве независимость объявили…
– От кого?
– Никто не знает!
– А кто?
– А кто их знает? Ужас!
– От кого же вы узнали?
– По радио. Мы три радио ловили: российское "Росрадио", украинское "Украдио" и первое европейское "Переврадио".
Постояли, еще места почесали.
– А Москва как к этому относится?
– Что Москва? Москва, известно, как Лужок – к подмосковному грому. Ей все до Ельцина. Ест до сыта, и ладно.
– Ничего не понимаю.
– Ну, это-то понятно. Еще Тютчев сказал, что "умом Россию не понять", а так как другого органа для понимания в человеческом организме нет… Говорите – Страна?
Китайско-финская граница?..
Россия держится царицей,
Упрямо брезгуя трудиться
И просто что-нибудь уметь.
Увы, не удержала трона.
Она, как мировое лоно –
И кто попало лез и м е т ь !..
– Да, уж…
– Переполнила чашу терпения муть.
Остается нам лишнего, что ли, хлебнуть?
– Да, уж придется…
…И сбросились они, и пошли, только досужие кумушки крутанулись на том диалогическом месте. Потому – непонятного много.
Был августовский путч. Не кончился удачей.
В противном случае назвали бы иначе...
Одна после гэкачэпэстского недоворота до самой годовщины Великого Октября рассказывала:
– Под Невским-то, милые вы мои, под Невским-то серый огонь выступил. Гореть не горит. Только пепел. И ни человеку, ни зверю, ни рыбе перешагнуть не дает. Так и стоят все. Ни пимши, ни емши…
А тут другая:
– Не знаю – у нас в Семишейке давно не едят. Не едят, не едят, немножко не есть погодят да опять не едят…
Третья:
– Да вы слышали, что в Киеве делается? Приватизировали жинок! Вы подумайте только – какой ужас! От восемнадцати до тридцати пяти. А? Как это? Женщина в сорок лет уже не может оказать пользы своей Родине-нэньке. Вот вам равноправие. Вот вам…
Четвертая:
– Ой, у нас, наверно, тоже начинается. Потому что – еду я себе и еду – в автобусе. Сидит со мной рядом один брюнет незнакомый, но жгучий довольно-таки. Ну, так вот, едем мы, то да се, только чувствую я, что он мне коленку обнимает. Ну, я, конечно, когда из автобуса вышли, отозвала его в сторону и говорю: "Зачем вы это в автобусе?" – и так далее, а он говорит: "А когда же тогда, если не в автобусе?" Ну, я говорю: "На все свое время…" А он: "А я ждать не могу, я, – говорит, – немедленный сторонник Путина!" Такой непутевый…
– Ужас!
– Что это вы, милая моя, заладили – все ужас да ужас! Какой такой особенный ужас? Если передовой человек развивает перед вами свою программу, пусть и сексуальную, так у вас уже сейчас ужас!..
…Школа философов-стоиков утверждала, что ни одно произнесенное человеком слово не исчезает и что в мировом пространстве оно живет вечно. Слово полковника давешнего – тоже.
Жив национальный дух!.. –
Пробежал об этом слух
И повергнул многих в шок,
Тех, услышавших – "душок"!
...Многие "российский"
Слышат, как "расистский".
Чтобы слово "россияне"
Означало б – "рассеянье"!
– Хорошо. А вот… вас махен? Что делать? Махен-то вас?
– Работать надо. Хоть бы как лягушка,
Которая попала в молоко:
Упорно дрыгалась в ловушке,
А сбила масло – выбралась легко!
– Да, если б мы попали в молоко!
Действительно… Между тем, если кто-то видит вокруг одно дерьмо, то это его проблемы. Реально ведь трудно утверждать, что жизнь предельно безрадостна и поверхностна. Если вы чего-то не понимаете, это не значит, что это не существует.
Стало быть – забыв о боли
От того, что бились зря,
Доживать, как поневоле –
Вроде, нужно?
Да нельзя!
ТЭФФИотчее
Дочь профессора криминалистики, издателя журнала «Судебный вестник» А. В. Лохвицкого, Тэффи так бы, не иначе, зарифмовала диалог из его адвокатской практики:
– Вы Бог, – не адвокат!
Не знаю, чем
Благодарить за помощь и влиянье?
– Я слышал, что…
Чтоб не было проблем,
Изобрели нам деньги финикяне!
На Новый, 2008 год
Вот и Новый год.
Конечно, еще не старый добрый Новый год, а – нормальный, по новому стилю. Мы ведь народ сговорчивый. Мы и по новому отпразднуем, и старый не забудем.
Даже жалко, что мало в природе Новых годов. Мы бы и наш, и ваш, и ихний, и евоный, и ейный встречать приголандрились. Несмотря на дождь и слякоть, и разруху.
На улице мокро. Когда идет дождь, так всегда на улице мокро. Где в прошлом году шел, так и в прошлом было мокро. Так и не бывает, чтобы в прошлом году шел дождь, а в позапрошлом было мокро. Когда идет дождь, тогда и мокро.
А когда нет дождя, так не дай Бог, как сухо. Ну, а кто любит дождь, мы вас спрашиваем? Никто не любит, ей-Богу.
Лучше уж в ресторане переждать. Хотя хуже нет, когда вы кушаете суп, а какой-нибудь навстречавшийся сидит рядом и кушает, извините, компот. Не понимаете? Так куда же он плюет косточки? Он их плюет вам в тарелку. Он же не жонглер из цирка, чтобы каждый раз себе в чашку попадать!
Интересно, будет ли, и какой компот в этот Новый год? Прошлогоднее предсказание не исполнилось. Не наше, а этого. Забывается фамилия. Начинается на "Ж", а кончается на "ванецкий".
Семь лет уже нет в годовых именах багорных единиц, грозивших растащить нас по национальным углам. Союз нерушимый растащила. Россию – пока нет, не сбылось, хранит ее Бог. Несмотря на последний свинский год, истекающий словоблудием…
Давно, с науками вразлад,
Мы чтим языческий обычай –
Так в новогодний маскарад
Менять под масками обличья,
Чтоб "не могла найти свинья,
Коль выдаст Бог"…
Дай, Боже, маску,
Чтоб убегали от меня,
Опасности с опаской!
А этот – наступающий? Есть в имени его цифра "два", безвольная, нежная, лебединого начертания. Не удержать ей того, что пошло-поехало. А рядом с нею – два нуля, хорошо, что без букв "М" и "Ж". Понятно, о чем речь. Не о помещении же, куда посылали: "Идите в баню!" – а в ответ острили:
В баню, если честно,
Не хожу уже –
В "М" не интересно,
Не пускают в "Ж"!
Нет, а о том домике задумчивости, где – здравствуй, ж…, Новый год!
А на конце – вообще восьмерка тащится. Не в смысле – смеется, а в – буквальном. То есть – предпоследняя в ряду натуральных чисел, где без зазрения подслеповато спит, как из ведра, даже на бок очки перекосились.
Только бы прошел год нормальным темпом.
А то есть такие – быстрые. И не в личной жизни, а сам по себе весь в "пулеметных лентах". Как с цепи сорвамши, спешит, бьет ключом по голове, бежит, гонит, путает. В январе – фиалки, в марте – снижение инфляции, в мае – быстрые нейтроны, в августе – мороз. Скорей, скорей! Сколько времени? Семь часов, десятый! Ой, опоздали!
Стой! Широка моя страна
И глубоко сидит в офсайде,
Не посылаю ближних на...
И вы меня не посылайте!
Не лучше годы и лета-зимы – тягучие, нудные… Так путчит от них, что ни охнуть, ни сдохнуть! Остановится такой на какой-нибудь гадости – на зиме или Чечне, либо на осени – тянет, морозит, блокирует, поливает на все таможенные переходы.
Если кто в такой год заболеет – так на три месяца. На скамью подсудимых присядет – пожелания долгих лет сбудутся. Женится – так на всю оставшуюся жизнь, как рыба об лед. Если цены на недвижимость взмоют – никакими МИГами-перехватчиками не поймают…
Да будем же его подгонять всей шумной толпой, как цыгане – паровоз, этот две тысячи восьмой. Чтобы шел он, как мать родила, на… куда в слегка трезвом состоянии, но малозакусивши, посылают. Да не просто шел, а так-таки шел себе, наступал да разгонялся! Разгоняя многих…
Хочешь – не хочешь, таков эпикриз:
Год наступает – сбегающих Крыс!
С наступающим на вас, дорогие новогодствующие! С праздником и независимой надеждой. С Новым, 2008 годом!
Любовный гороскоп друидов Их как ни пни –
На месте Пни!
В Новый календарный год, как всегда открывающийся веселой Елкой – наиболее яркой представительницей царства друидов, – будут, безусловно, прочны союзы:
Елки-палки с Сыр-бором,
неструганной Тумбочки с бородатым славянским Шкафом,
плакучей Ивы с потомственным Дуб-дубом,
Дубины стоеросовой с критически опавшим Кленом,
кряжистой Колоды с отзывчивым Осиновым колом,
кривой Жерди с окопавшимся Столбом,
узкоглазой Чурки с бесчувственным Чурбаном,
стиральной Доски с неошкуренным Бревном,
оконной Рамы с резной Этажеркой.
***
Печатные носители слова, изготовленные из растущих деревьев, да обернуться зелеными, а не деревянными Наличниками!
Вполне возможна слезоточивая любовь Сирень-черемухи к Зеленому шуму.
Дикая Орхидея будет счастлива, упиваясь острым Березовым соком.
Пойдет под Лавровый венец настрадавшаяся Эпистолярка.
А старая Оглобля с высохшим Хлыстом – под дугу.
Пальмовая ветвь достанется видавшему виды Костылю.
Привяжется к выдержанной Древесине маститый Вяз.
Безалаберные Опилки могут подсыпаться к сырым Дровам.
Замкнутую Перекладину покорит Бамбуковый шест…
***
Ларцу нежной работы следует опасаться грубого Сундука.
Только через пень-колоду могут быть вместе неопалимая Купина и расхристанный Куст.
Вездесущая Заноза никогда не станет зазнобой трудящегося Топорища.
Филенчатая Дверь ни в коем случае не откроется навстречу Лесу-кругляку.
Напрасно дурманная Липа будет трясти золотыми сережками перед подхильнувшим Срубом.
Никак не сможет деловой Тес затесаться в компанию тонкой Рябины.
Не рекомендуется готовой Шалевке шалить с несобранным Хворостом.
Совершенно не будут котироваться рядом с устойчивой Кроной Деревянные неконвертушки.
Не должна мечтать о встречах с Валежником скрипучая Мачта, и лучшее для нее сочетание – со сплавным Топляком…
***
Только Щепки полетят, когда, бросив Палку в Запретный плод, навострит лыжи налево шизоидальный Тополь.
Если Табуретке еще на мебельном складе не посчастливится попасть под венский Стул, с нее всю жизнь будет снимать стружку пьяный Сучок.
Развязных Метелок не раз обманут мелкие Корешки.
Никто никогда не полюбит Березовую кашу.
Рубленной избе придется клонироваться или сменить Пол.
А Слива после слива компромата на свихнувшуюся Вишню пойдет на панель!
Тишеедис – Дальшебудис
Эпоха новая настала,
А в рассужденье острых тем
Блажен, кто смыслит очень мало
И кто не думает совсем!
* * *
– Ты мне друг, Тишеедис?
– Если спрашиваешь, может, друг.
– Тогда не разговаривай с Иваном.
– Почему?
– Схватились мы с ним на той перемене. И с Русланом не разговаривай.
– Почему и с ним?
– Так он же друг Ивана! И с Юркой не разговаривай, они, сам знаешь, сидят рядом. И с Владом, – они из одного подъезда…
– Нет, Тишеедис. Чем с половиной класса не разговаривать, лучше я с тобой одним перестану!
* * *
– Терпение и труд – все… перекур! Дальшебудис, дай в зубы, чтобы дым пошел!
– С ума сошел, Тишеедис! Начинаешь курить, когда все бросают?
– Так не могу же я бросить, не начав! Ну, закурить есть?
– Спасибо, не переживай: у меня – есть!
– Потому и, так то оно так, если оно так, все же не, дескать, мол, конечно, а случись такое, как бы, вот тебе и на…
– Ты не очень-то умничай, может быть, табак не влияет на ум?
– Конечно, Дальшебудис, не влияет. Потому что умные люди не курят!
– Логично, логично. Например, бычки в унитаз не надо бросать, потому что они намокают и плохо раскуриваются? А можешь более умно объяснить, что такое логика?
– Ну, вот, слушай. Идут, к примеру, двое в баню. Один грязный, другой чистый. Какой из них идет в баню?
– Грязный.
– Правильно. Грязный, поэтому идет в баню. Это и есть логика.
– А что тогда диалектика?
– Идут те же и туда же. Казалось бы, в баню идет грязный, а диалектически – потому он и грязный, что в баню не ходит. Значит, в баню идет чистый.
– Нда-а… А философия? Что это?
– Идут те же двое. Известно, что кто-то из них идет из бани. Кто?
– А фиг их знает!
– Это и есть философия! А в чем теория относительности заключается, знаешь?
– Иди ты в баню!
– Ага, не знаешь! Объясняю. В мире все относительно. Кажется – одно, на самом деле – другое. Вот послал ты меня. В баню?
– Ну!
– А на самом деле? Совсем в другое место, а? Из которого согласно четвертому закону Ньютона: "Тела, посланные… в баню, обратно не возвращаются"? Вот в этом и суть теории относительности!
* * *
– Тишеедис, знаешь, как переводится твоя фамилия?
– Тише едешь, Дальшебудис.
– А моя?
– Дальше будешь.
– Выходит, по логике, например, такая фамилия – Казнокрадис…
– Э, нет, не переводится.
– Жаль.
– Еще бы! Конечно, жаль, что такие у нас не переводятся! Увы, Литве грозит недуг – синдром казну крадущих рук!
– А ведь были, были времена, когда их перемещали по принципу, созвучному нашим фамилиям, но с другим, да-алеким смыслом. Под белые руки и подальше от места казнокрадства: дальше едешь – тише будешь!
* * *
– Знаешь, Тишеедис, мне нравится твой подход к логике. Нельзя ли еще несколько более значительных примеров?
– Значительных? Пожалуйста. Например, у Диора Селяниновича нет рук. И ног. Нет у него и головы. Даже туловища нет. Да самого Диора Селяниновича нет! Значит, никто никогда не скажет о нем ничего плохого!
Или. Никогда в жизни Эдгар Закидонович не раздваивался, даже не разговаривал сам с собой. Никогда и не растраивался. Значит, был цельным человеком? Не то, что какой-нибудь Денегнетнихренасенко.
Я уж не говорю, что Вызывчук вызвал к жизни. Даваев давал жизнь. Ступакян вступил в жизнь. Игримс играл с жизнью. Положительных положил жизнь. Отрицательных – ни в жизнь. Маякидзе жизнь промаячил…
– Ага, понятно, Фукин жизнь профукал. Жизнев жизнь прожил. Едоков жизнь заел. Мах-Склонович на склоне жизни махнул на жизнь. Кончай покончил с жизнью. Решис решился жизни. Ушлишвили ушел из жизни…
– Во-во, Возвращенко возвратил к жизни. Плотский воплотил в жизнь. Значит, жизнь продолжается! Скоро будем жить лет по сто пятьдесят…
– А умирать?
– По девяносто!
* * *
– Тишеедис, хочешь мои стихи почитать?
– С удовольствием, Дальшебудис. Ну-ка, ну-ка. Что за кладбище? Ох-хо-хо, ох-о-о, хо-ох-ох, ох-хо-ох…
– Что ты охаешь? Там же новым русским языком по белому… Ох, переверни на другую сторону. На этой мы с Вовкой в "крестики-нолики" играли!
* * *
– Как посмотришь, Дальшебудис, по ТВ: тот из власть предержащих – хапуга, тот – пьянчуга, тот – вообще из банных скандалов не вылазит…
– Тут один, кто у него ни спросит: "Можно?" – всем отвечал: "Нельзя!" Уже и по закону стало можно, а он все одно – нельзя да нельзя. Криминальная обстановка и обострилась. Ведь, если нельзя то, что по закону можно…
– Значит, можно то, чего нельзя!.. Я и говорю – сплошная дерьмократия, выходит.
– Демократия, Тишеедис. От греческих слов "демос" – народ и "кратос" – власть: народовластие.
– А если не народ, а толпа да ОМОНы, тогда как?
– Тогда, наверное, это охлократия – от греческого "охлос" – толпа, чернь…
– О! Вернее – охлОМОНократия! Плохо только, что чем выше эта "кратия", тем непорядочнее власть. Почему?
– Ты сам подумай: чтобы добраться до власти, нужна пробивная сила? Так у кого ее больше – у порядочного или подлизы? У подлизы или подлеца? У подлеца или подонка? Вот по мере повышения уровня власти и подбираются негодяи все более крутой концентрации. Некоторые называют это явление своизмом или нашизмом. А один немецкий ученый и научное название придумал – какократия. От греческого "какос" – плохой.
– Так, а я что говорю? То по-ученому, а по мне, охломону, – наша дерьмократия и есть!
* * *
– Зачем ты компресс на голову положил, Тишеедис?
– На всякий случай, Дальшебудис. Предки с родительского собрания должны вот-вот вернуться!
* * *
– Отгадай, Дальшебудис, шараду. Первый слог – птичка, второй – телефонное приветствие, оба вместе – как нам живется?
– Да как, Тишеедис, – трудновато.
– Не то слово. Ч и ж а л л о!
– Да, до счастливого конца, как до свадьбы мертвеца! А можешь шараду соорудить о том слове, как нам хочется жить?
– Запросто! Первый слог – первое блюдо, второй – плод…
– Ну?
– Щ и с л и в а!
* * *
– Тишеедис, где можно подтянуть английский язык?
– Дома, Дальшебудис. Сядь перед зеркалом, открой рот и подтягивай язык, сколько влезет. У англичан точно такой же!
– А по серьезке? Чтобы изучить быстро и недорого…
– Быстрее, чем у Илоны Денис-Давыдовой?
– Ну!
– Есть более радикальный метод…
– Импортный?
– Почему все думают, что у нас сплошной импорт? Дураки-то свои! И метод наш, экспериментально разработанный и мною лично проверенный. Только цена в евро…
– Как за евроремонт?
– Наподобие. И тоже из двух этапов состоит. Подготовительный, когда удаляются все остатки прежнего, родного языка, освобождая извилины для размещения английского. И отделочный, когда станешь похож на делового, заговорив по-новому.
– Понятно. Сколько надо времени и евро?
– Этапы практически мгновенны. И стоит совсем недорого – 100 евро, только с предоплатой…
– На, бери стольник. Может быть, сейчас и начнем?
– Лады! Берем том методического пособия. Отвернись… Бац! – тебя по башке!
– М...
– Ну?! Не очень больно? Очень?
– Ммм!..
– Вот только мычишь. Значит – уже? Забыл родной язык? Да?!. Переходим ко второму этапу. Отвернись…
– Ммм!!.
– Что? Непонятно – ведь одна буква дословно не переводится. Что ты, башкобитый, крутишь репой? Не хочешь второго этапа? Нет?!
– Ммм!!!
– Ну, не хочешь, не надо. Нá – свою сдачу пятьдесят евро!
– Ммм???
– Но, согласись, первый этап был удачным? Да? С тебя, по справедливости, значит, половинка цены. Вот с твоей предоплаты и возвращаю – бери обратно пятьдесят!
* * *
– Э-э, Дальшебудис, надо же! В твоем диктанте, оказывается, больше двадцати ошибок…
– Прилежно зри в тетрадь ближнего своего, ибо свою тетрадь всегда узреть успеешь? А ты посмотри, посмотри, Тишеедис, когда твою писанину русалка проверит. А я, если хочешь знать, только одну ошибку допустил!
– Какую?
– Списывал у тебя, а надо было у Дмитрия!
* * *
– Дальшебудис, а ты понял, в чем соль закона сохранения веществ в природе?
– Соль в том, что он не сахар, Тишеедис! Это же очень просто. Вот ты растешь, растешь, живешь, живешь. И умираешь. Тебя хоронят. На твоей могиле вырастает трава. Траву слизывает языком корова, переваривает и делает лепешку. Я иду мимо, вижу лепешку – и "силит-бэнк! – растворяет известковый налет на ваших глазах!"
И с моих глаз тоже, будто какой налет уходит! Я поворачиваюсь и говорю: "Привет, Тишеедис! Сколько лет, сколько зим, а ты все такой же!"
* * *
– А что ты такой перекошенный, Дальшебудис? Сглазили? Я разглажу!
– Представляешь, Тишеедис, иду себе и иду, а с балкона вдруг сумка прямо на голову!
– И что в ней было?
– Ничего.
– А в сумке?
– Ну, ты…
– Да ладно, не бери в голову. Только безмозглый может обижаться на шутку!
– А-а… головотолог!
– А кому есть, чем шевелить, обижается на долю правды в ней!
* * *
– Слушай, Дальшебудис, со мной случай был…
– Знаю, Тишеедис!
– Это другой случай…
– Тоже слышал. Все твои случаи, сочинения с самого рождения!
– Но я тогда не только сочинять, честно, даже разговаривать не умел…
– А – нечестно?
– Да тоже, тоже!
– Что же тебя родители плохо учили?
– То-то, что некому было. Я же круглым сиротой родился!
– И таким неспособным?
– Говорили – даже талантливым!
– Ну, это все нормальные люди рождаются гениями! А что из них вследствие жизни выходит, это отступление от нормы.
– Нет, какой там – вследствие жизни? Меня еще при первом кормлении подменили.
– А может быть, и правда – лучше бы тебя не было?
– А лучше меня и нет!
* * *
– Тишеедис! Что это ты в сочинении написал: "Даже через каменные стены проникал гул псковского веча. Князь Довмонт, томясь в ожидании, смотрел при лучине телевизор, то и дело переключая телепрограммы…"?
– А что, Дальшебудис? А-а, в то время была только одна программа ТВ?
* * *
– Дальшебудис, ты знаешь кого-нибудь из лиц "кавказской национальности"?
– Конечно, Тишеедис. И ничуть не хуже, чем других лиц – "нечерноземной национальности"!
– Смеешься? А я серьезно интересуюсь. Вот скажи, что наши образованцы говорят относительно двуязычия, вводимого у них?
– Я знаю, что говорят погранцы. Мотались с сумами, манатами, драмами по всему недалекому зарубежью, высунув язык, а хотят – высунув два языка!
* * *
– Ты куда после восьмого, Тишеедис? Будешь оканчивать гимназию или пойдешь в технический колледж?
– Пойду в первый гимназический класс оттопыриваться. И мой отец, и моя мама тоже – полную среднюю оканчивали.
– Так-то так, но разве нам родители указ? Вот представь, что у твоих было бы не все в порядке со здравым смыслом? Или вообще в семье Стебанутисов родился?
– Ну, Дальшебудис, тогда точно я пошел бы в колледж, ПТУ или другую бурсу!
* * *
– О, и ты тут, Тишееедис?
– Да, случайно попал вот, уже одну половину отсидел.
– А ты какую половину отсидел – левую или правую?
– Не все равно, Дальшебудис, ты только послушай этого радикала…
– Ради кала?
– Именно! Да еще на непонятном языке. Ты что-нибудь понимаешь?
– Не-а!
– Скучно же слушать лекцию и ничего не понимать…
– А ты, думаешь, что если бы мы понимали, стало веселее?
* * *
– Не пойму, Дальшебудис, зачем это на нашем дворце спорта такую вогнутую крышу пристроили? Или вот еще – на здании театра оперы и балета вообще вместо крыши какие-то трубы, как от развалившихся печей, стоят…
– Э-э, Тишеедис, – в целях военной маскировки.
– Как это?
– Ну, если с самолета или спутника посмотреть, то будут думать, что тут уже бомбили, и улетят!
* * *
– Я-то, Тишеедис, думал, почему так долго о границах с соседями не могут договориться? А, оказывается, дело в нефти: на прибрежном шельфе открыто такое богатое месторождение…
– Если быть точным, Дальшебудис, то самое богатое месторождение нефти у нас открыто значительно раньше – в цистернах! Одно неудобство – слишком быстро от одной границы до другой передвигаются!
– Но есть и другие споры. Спорят, какой город лучше – Рига, Таллинн или Москва…
– А почему не Вильнюс?
– Потому и спорят!
* * *
– Слушай меня, и обогащайся знаниями! Ведь если день прошел, а человек ничего не узнал, считай, что и не жил-то он в этот день…
– Правильно, Тишеедис! Но если это так, то ты еще и не родился!
– Вякалку закрой! Ведь ты сам, Дальшебудис, стал плохо учиться. Знание – сила. Кроме того, еще никто ведь не умер от знаний.
– Все правильно. Но лучше не рисковать! Лучше голым съехать с терки, чем учиться на пятерки!
– Так ведь: век живи – век учись…
– А дураком помрешь! Вот как!
– Нет. Я тебе без дураков скажу, что чем больше человек учится, тем больше знает.
– А я по-дурацки так рассуждаю: чем больше этот человек знает, тем больше забывает. А чем больше забывает, тем меньше знает!
– Твою мнимологику продолжая, – чем меньше человек знает, тем он меньше и забывает? А чем меньше забывает, тем больше знает?
– Ну, вот, ты и сам все понял! В святых книгах пишут: "Во многом знании многая печаль", – а зачем печалиться? Хоть два века живи, а зачем учиться?!
– Сказал бы я тебе – за чем: за столами и партами учебных заведений – УЗов.
– Вот-вот: ведь так не хочется быть узником!
Случай
О, как любим погонять мы стадо...
Если заворачивать не надо…
Однажды с одной двуногой коровой почти несчастный случай произошел. Собственно говоря, у нее было полторы ноги, но об этом говорить не стоит. Потому что некоторые хотят дойти до чего-то, не трогаясь с места. До чего?
В гостях хорошо. И кормят лучше! А не приглашают! Потому выбрала она вечером мастурбу в забегаловке, а принесли ей пельменей замедленного действия, стоя поела, купила натурального кофе и думает: "Ну, вот, принесу я своей телке этого в зернах, а что с ним делать?"
А тут, как на беду, летит из фабрики звезд кукушка. Увидала она корову и кричит ей:
– Аллё, – кричит, – ты, корова!
А корова себе тоже невежливо и мыча, будто зубы "Моментом" почистила, думает: "Сама ты… звезда! А еще подруга!"
А кукушка опять корове кричит:
– Эх, ты, подруга, бычья подпруга… – и еще всякое.
Тут корова от обиды и рассыпала этот бразильский арабико прямо у совместного ОАО "Шарп и молот", на фасаде которого было написано: "Коси и забивай!". Но корова такое читать не любила. Может, и любила, но не умела.
А частолюбивая кукушка дальше к неизвестному еще знакомому понеслась.
– Зелень косить! – кричит.
Хорошо, что коровы не летают. А то бы понеслась следом, а следы она оставляет… Во-первых, не приведи Господи под таким оказаться. Во-вторых, сама бы никуда не делась, прямо по горячим следам нашли бы.
Поэтому наша в рамках земного протеста лишь выменем по горбатому мосту постучала, поправила бюстгальтер от "Крестьян где двор" и по умычанию постукала на своих двоих, или точнее, на своих же полутора копытах по Скотопрогонной улице к своим деревянным яслям на чужой рыбомолочной ферме. Где таких, почитайте "Подвиг разводчика", прямо на мякине разводили.
Но вдруг повернулась и засмотрелась. На непостижимое звездное количество вдоль уходящего от нее Млечного пути.И случайно натолкнулась. На собственную мысль: "Куда их, к рогам, столько? А таких, как я?" Хорошо, что не на другую.
А, если при заду мать с я, то ведь – действительно! Потому что – "eventus stultorum magister est" (случай – наставник неразумного), – еще до нашей эры изрек Тит Ливий. Римский историк, а не наш, который:
– Тит, иди молотить!
– Брюхо болит.
– Тит, иди щи хлебать!
– А где моя большая ложка?
Зоологика
Человек – животное довольно странное. Нет, навряд ли оно произошло от обезьяны. Старик Дарвин, пожалуй, что в этом вопросе слегка заврался. Очень уж у человека поступки – совершенно, как бы сказать, чисто человеческие. Никакого, знаете, сходства с животным миром. Вот если животные разговаривают на каком-нибудь своем наречии, то вряд ли они могли бы вести такую беседу, как я давеча слышал. М. Зощенко
– Эх, жизнь, как зебра, вот она черная, вот она белая.
– Ну… не зебра, прям, а ослик мелированный. Вроде той мартышки, видишь, там кривляется?
– Не стόит внимания, глупа, как гусыня!
– А слон, который хлопает ушами рядом?
– Так это муж. Действительно, неповоротлив, как медведь, но говорят, у него голубиный характер, никогда ни с кем не поступает по-свински.
– Может быть, добавишь, что трудолюбив, как пчела, и перед нами идеальный супруг?
– Он и вправду работящий, как муравей, только в кармане – блоха на аркане!
– А тот петух, который топчется сзади, надутый, как павлин?
– Видом орел, а умом – тетерев. Ухажер той выдры на журавлиных ногах.
– Ноги, и, правда, как у цапли. Зато, посмотри, что за шейка – лебединая!
– Все равно, жалит, как оса.
– Да? А я слыхал, что вроде стриженой овцы – курицы не обидит.
– Хочешь сказать, безрогая корова? Просто хитра, как лиса Патрикеевна!
– А божья коровка рядом – ее дочка?
– Да. И тоже хорошая змея! Своим Зеленым змием дрессированная. Правда, только одну любимую команду выполняет…
– Какую?
– Лежать!
– А ее брат прямо светский лев.
– Еще тот гусь залетный, не хрустальный. Своего не упустит, как коршун, вцепится!
– Да, любят люди толпиться. Давятся здесь, как сельди в бочке.
– И только та рыжая кошка торчит, как жирафа.
– И эта черная ворона шмыгает себе ящерицей.
– Зато ее муж настоящий буйвол.
– Видно, пашет на нее, как конь.
– И откуда такие ослы берутся?
– Тот, кто в течение дня работает как лошадь, подвижен как пчела, силен как бык, а вечером устал как собака, тот должен обратиться к ветеринару, так как понятно, что он – осел!
– А эта стрекоза рядом, кто?
– Эту телку я давно знаю. Опасная кобра!
– А производит впечатление серой мышки.
– Ты хотел сказать – летучей мыши? Настоящая собака!
– Послушай, послушай тех зеленых попугайчиков. Шепчутся, голуби шизокрылые, неразлучные. Она ему – мой зайчик, он ей – моя ты белочка, рыбка…
– Ага. Рыбка, рыбка – где твоя улыбка? Ну, птички!..
– Особенно, вон та – птичка с носорожьей походкой!
– А что скажешь об этом индюке с бараньей завивкой?
– Молчу, как щука об лед. Но одна стерлядь аттестовала, как блудливого кота.
– Как?
– Ну, как мотылек, – с цветочка на цветок!
– Вот лось моржовый, его фамилия не Ловеласенко?
– Ну, что ты? Ловеласенко вон тот козел, вон – чешется, как муха на стекле.
– Видел его вчера. Шел навьюченный, как верблюд.
– Жена у него, должно, жадная и страшная акула?
– На вид пингвиниха, а на людей смотрит волчицей.
– Так еще Тит Макций Плавт в пьесе "Ослы" писал: "homo homini lupus est" (человек человеку – волк).
– Жди от волка толка… То-то… Недаром наш Макций – Максим Гордый, что ли, в пьесе на самом дне провозгласил: "Человек – это звучит горько!"
Идите в баню!
Начинают мучить думы
Об ошибках бытия:
У родителей неумных
Как родился гений – я?
Идите вы все в баню! Идите, как ходили в народ лучшие представители интеллигенции позапрошлого века. Идите учиться, идите творить. Идите молчать, чтобы ни единой мысли – вслух.
Внемлите плюрализму мнений, чтобы понять, что вы не гений!
Надо влезать в проблемы, в душу народа? Тогда прочь подзуживающих: "Не пара парень тебе, не парься с ним!"
Скажите, где, как не в бане, научиться этому – среди скользкой телесности? Где, как не в бане, понять образ современника – среди обнаженной намыленности? Где, как не в бане, наплевав на юмораторий, подняться до высокой зыбкости подтекста – среди туманного паренья? Где, наконец, голая правда жизни, как не в бане?
Здесь всеобщее равенство и причастность к общему делу, актуальный принцип – "я тебе, ты мне" и древняя мудрость о легкости отправления в бане легкой естественной надобности.
Пишущие мальчики! Не уступающие им в этом девочки! Вы, создающие нескучную прозу и яркую поэзию! Не надоело ль гнуться и самоковыряться, шуршать и задыхаться за компьютером и ванной занавеской?
Тем более что и комп никогда не заменит книгу так же, как зажигалка не заменит спички. Ибо зажигалкой очень неудобно ковыряться в зубах.
Хотите стать настоящими инженерами человеческих душ и тел, властителями дум? Оставляйте игры в классики, идите в классики.
Вам ничего не надо постирать? Кроме двоек в дневниках? Оставляйте все, кроме улыбки вокруг лица, и в путь.
Идите в баню! С легким пиаром!
ЭПИКРИТИЧЕСКИЙ ЭПИЛОГ
Есть еще особый сорт писателей. Это так называемые юмористы. Они пишут для того, чтобы читатели плакали, или сами, когда пишут, плачут: писать им не хочется. Несчастный народ юмористы. Даже когда зубы болят, должны писать веселое. О. Вишня
Да здравствуют книги – это спрессованное топливо будущего!
Из чьих, Бог весть, призывов?
ó^
Обычнописатели в своем творчестве руководствуются то ли горьковскими, то ли маршаковскими словами: "Для детей нужно писать так же, как и для взрослых, только лучше". Безусловно, это не догма, а творчески переосмысленное руководство к действию. Во всяком случае, для взрослых они пишут хуже.
Потому, перечитывая острословов прошлого, удивляюсь, что почти все мое смейево уже морочилось и в их головах. Самое удивительное, что и об этом они тоже писали – мол, их нетленные шедеврализмы тоже задолго до них и не единожды в чьих-то светлых умах уже бродили.
Но пострадал от этого лишь один автор – дедушка Крылов. Когда перед самым обедом совестливый сатирик узнал, что все русские басни, которые он в таких муках обдумывал всю жизнь, уже написаны французским промыслителем Лафонтеном, то незамедлительно, как это было принято в начале середины ХIX века, спросил себе пирогов с грибами, объелся... и срочно помер.
Сегодня почти ничего нельзя высмеять, чего бы уже ни обхохотали до нас. Только сочинитель, как Ницше, знающий, почему человек изобрел смех – он много страдал, но по наивности похожий на меня, мог вместо пирогов с грибами напечь эти трюкодельки. Зачем?
Оно, конечно, если, хотя, однако, все-таки, не потому что, скажем так, дескать, например… А коснись чего-нибудь, зачем – и вот тебе, почти, пожалуйста.
Затем, что и ради "почти", и во имя незабвенно комичного в прошлом, и, чтобы – "гордился б нами Ювенал"!
СОДЕРЖАНИЕ
Прологический пролог
Вокруг внушаемых наук
– Проще простого
– Педсоветы
– Не туда
– Как делать уроки
– Оценки, в натуре!
– Уроки сна
– Гимнастика гимназистов
– Они и есть
– Если рубишь
– Становление
– У кого была @, он ее любил
– Неопределенность
– Мистика и реальность
Отцы и дети
– Из века прошлого этюды
– Не обижаться
– Из огня да в полымя
– Новатор
– Нелегкий выбор
– Такой талант
– Откуда Она, Любовь?
– Было
– Инородцы
– Ох, уж эта юность!
Бывальцы давности глубокой
–Историческая верояция благого вения
– Давным-давно крылатые
– Живописание живописца
– Верность Пенелоп?
– Из сафьянных портфелей
– Товарищизмы
– Шпаргалка по "Истории"
– Таранные вагоны
– Сувалкия-Габрово
Классный юмор
– Школьный терзаурус
– Интервью
– Афорифмы
– Что наша жизнь?
– Цаца и Мнака
– Тэффигушки
– Любовный гороскоп друидов
– Тишеедис – Дальшебудис
– Случай
– Зоологика
– Идите в баню!
Эпикритический эпилог
Статистика: 274992 знаков (с пробелами)
