Деревья звездные
плеядами повисли.
Иду на дачу,
зажигая мысль от мысли,
как сигареты
друг у друга выпивохи,
а то – нетленны, что ли? –
гаснут, словно вздохи
меж первым и последним
шагом летней ночи.
Ведь одинокому знакомо,
между прочим, –
идти и ожидать,
что остановит кто-то...
Спросить огня.
Иль дать.
Иль поболтать охота.
Зачем спикировал на зябкий чернозем
Почти мгновенно слившийся с ним ворон
И, будто высчитав ходы прибором,
Пошел то вкось, то прямо – шахматным ферзем?
Что, не успел с участка вовремя слинять?
Давно снят урожай и все, что можно снять.
Лишь дикий дождь не вырван и не скошен.
Растет, колючим ветром перекошен.
Û
Пробудилась, отбросив завесу
Паутинных междачных тенет,
Обнаженно-остылая, к лесу,
Подожженному осенью, льнет.
Разметалась, оттаяла к полдню,
Раздобрела, – а если прямей, –
Размечталась о будущей пользе
Этой паханой лени своей...
Не кварталы,
Где скверный забор,
За которым
Худеет смородина,
Не исписанный
Шавками двор… -
Дачный мир –
Наша малая родина!
Ты сѣръ, а я, пріятель, сѣдъ. И. Крыловъ. Волкъ на псарнѣ
Волчья с подпалами шкура
Зорко на даче живёт.
Хищная в клочья натура
Ночи не спит напролёт.
В сон загляну лишь вполглаза,
Вымахнет в ноги столу
И захрустит каждым пазом
В пахнущем псиной полу.
Заворошится за шторой
В тёмной тоске о родном,
Воем ударит матёрым,
Лес углядев за окном.
Жертва снотворной микстуры,
Бросишься к форточке сам –
По одиночеству шкуры?..
Глядь! – по седым волосам.
Трудясь на участке, пронзи чернозем,-
Почувствуешь землю живую живьем:
Червей, словно вены дрожащие, в дерне
И в черной работе окрепшие корни,
И затхлый и сладкий до горечи дух, –
И кратко подумаешь, чуть ли не вслух,
Что в этом и суть, как артерии жизни, –
Познать до глубин черноземы Отчизны...
В две тонких жерди огорожа
Хранит на даче – от кого? –
Десяток сосен бронзокожих.
Несущих кроны высоко…
Гляжу порой на ухищренье,
Которым должно отвлекать
От "ненормальной" точки зренья
Меня – на то, мол, что искать.
И не айфон ищу я новый,
А нахожу делянку ту,
Где проникаю в шум сосновый
И принимаю высоту…
Все новым кажется кругом –
И дальний лес, и дачный дом.
На что – знакомые места,
Но под пушистым покрывалом
Нет ни дороги, ни моста –
Все изумляет небывалым!
Притихли галки на скирдах,
И не летают самолеты.
Идет концерт на проводах,
Где воробьи – певцы и ноты!
Нет оправданий перед ночкой темной.
Не накосил ей травушки поемной.
Не вырастил домашней животинки.
Не выткал да не выбелил холстинки.
Не выставил бадьи на край колодца.
Не выстроил мосточка над болотцем.
Брожу. Ни опереться на перила.
Хоть бы собака где-то заскулила.
Ни стога. Ни ключа воды напиться.
Ни в тряпочку вздохнуть. Ни зги. Темница.
Междачной тропинкой приду вдоль порядка
Домов приземленных, живучих домов.
На крепких веревках перины и тряпки,
На кольях заплотных заплаты пимов.
Притронусь рукою к шершавым лесинам
И длинно-длиннехонько высмотрю весь
Паучий уклад, окрутивший так сильно
Тебя и Кощея, царящего здесь.
Ночь.
В окошко дачной бани
Заяц тощий барабанит.
Очень хочется забраться
К отразившемуся братцу.
Не зовет никто косого
На ночлег и разносолы,
И приходится опять
Ту же яблоню глодать.
Соловьи свое оттенькали.
Небо выцвело, как лен.
В сад с багровыми оттенками
Заглянул недачный клен.
И услышал: свисты зяблика,
Воробьишкино "Жи-ву!" –
Перебило стуком яблоко,
Вдруг упавшее в траву.
На даче дойная корова
Хвостом хлестнула мужика.
Он наказал ее сурово –
Три дня пил чай без молока!
На даче лишь рвала цветы:
- Люблю цветочки я... А ты?
- Себя ты любишь, а не их!
Любила б их – не убивала:
Букет, еще, все мало, мало –
И любишь? Трупы? Я – живых!
Внутридачные припасы дополняют грибамбасы
Откричали летнее «Ура!»?
Здравствуй, погрибальная пора!
Ý
Грибы и женщины похожи –
И шляпками, и белоножьем,
И тем, что дороги в охотку,
И хорошо идут под водку!
Ý
Иная бабенка – вроде опенка –
Липнет к денежному Пню,
Чтоб кормил ее, ребенка,
Всю сопливую родню.
Ý
Блиннолицые Свинушки –
Хуторские побирушки,
А, поди ж ты, не хотят
И смотреть на поросят.
Оказалось, вот те на –
Ждут крутого кабана.
Ý
Слыл меценатом средь улиток,
При нем кормились слизняки,
Впал Боровик в такой убыток –
Не гриб, а дырки-сквозняки.
Ý
Шляпки скособочены,
Но для глаз, и для руки
Любы так Боровики –
Видим аж с обочины!
Ý
Шлем напялил Мухомор,
Красный в беленький горошек,
Взмотоциклил на бугор...
Совращать с полета мошек?
Ý
Сплошь продажные привычки –
В Лисабон ушли Лисички.
Ý
"О прошлом грусть, –
Заметил Груздь, –
Все эти ахи да кабы
Нужны, как мерзлые грибы".
Ý
Повстречав Масленка,
Говорит масленка
Чашечке из гжели:
- Клеит!
- Неужели?!
Ý
Не думай о грибабах свысока.
Они охотятся на грибника!
Ý
Заманил в лесок простушку,
Млечнополую Волнушку,
И сломал ее Валуй...
А просил лишь поцелуй!
Ý
"Дама в белом! Иностранка!" –
Взять ее мечтал Грибник,
А провел по ножке – сник:
"Фу ты, Бледная поганка!"
Ý
Пошел кругами дрожи Рыжик –
Нет шансов с красным прошлым выжить.
Ý
"Первый гриб я!" – звал Сморчок,
А что яд в душе – молчок.
Ý
Он не слабенький старик –
Белый плотный Дождевик.
То курящий брат слабак –
Желтый Бабушкин табак.
Ý
Распирало зло Мокруху:
- Я способна на "мокруху"!
Взяло зло и Печерицу:
- Не грузди, сопи в грибницу!
Ý
Сыроежек тьма окрест –
Ни одна сыров не ест!
Ý
Подо мхом лесной полянки
Бледнотелые Зелянки
Жмутся парами в землянке.
Ловят кайф? Гриблесбиянки?
Ý
А их сестрам Подзелянкам
Мало наших обжиманцев –
Продаются по делянкам
Вместе с лесом иностранцам.
Ý
- Подберезовик? – "Подрейтузовик!"
- Хороший гриб? А то ведь...
- Был хорош... Пока ты не взялась готовить!
Ý
Чистоплюй, – не Колпачок:
Чист и бел воротничок.
Ý
Груздь к сырой земле приник,
В грусть уйдя по воротник.
Сделал вид, что незнаком
С проходящим грибником.
Ý
– Гриб – как?
– Можно отравиться даже…
– Не волнуйся: я ведь на продажу!
Ý
Мухомору – гриб другой:
– Эх, сейчас резня начнется…
– Эт, пока грибник нагнется, –
Мне, точняк, в лицо – ногой!
Ý
Заметив грибника, Грибы на это:
– С пустым ведром – ужасная примета!
Ý
Еще в низинках снежные клочки,
А к свету лезут, морщатся строчки –
Частично ядовитые грибочки, –
Предупреждают эти строчки!
Ý
Жизнь в грибнице – вечный спор:
Не похожи вкусы с п о р.
Ý
Не каждый гриб полезен:
Червив – и весь изрезан.
Чтоб оставаться целым,
Родиться должен белым...
Ý
Уважает Шампиньоны
Диссидентское застолье:
Досиденты, отсиденты...
Утверждают несиденты,
Что ругавшие законы
Тоже выросли в подполье.
Что это такое, не знаем, но догадываемся, и советуем на даче поменьше ездить на велосипеде. Армянское радио
У моей садовой музы
Бумазейные рейтузы.
Может, летом жарковато:
Под смешки электората
Ни на пляж ей, ни на корт.
Но зато зимой – комфорт!
И такой в мороз Ташкент!
Есть ли им эквивалент?
Разве модная горжетка
Обогреть смогла бы эт-ка?
Нет? К тому ж, не знаю, жаль,
Что такое это? Шаль,
Шарфик, вещь из анекдота,
Та, что трется отчего-то
О мужской велосипед?
На природе лишь рейтузы
Не окажутся обузой…
Неестественности – нет!
Коростель, или дергач (лат. Crex crex) – погоныш, пастушок (за его свист), чёртова курочка (водит обманом охотничью собаку)
*
Когда весной отвеселятся льдины,
Пройдя до Del от опций бывших глыб,
Лишь коростель увидит в миг пустынный, –
Слезами полнятся глаза у рыб.
Обманный посвист пустит над водою
Стелиться к лету с верезгом сверла,
Где берега, ерошась лебедою, –
Сrex-crex махнут, как сизых два крыла.
**
Крекс! – дерёт ногой о ногу
Накрест чёртов коростель,
Заглушая понемногу
Городскую канитель.
В буйнотравье, как соседство
Неземной несуеты,
Млечный Путь – венец эстетства:
Земляничные цветы –
За грудиной ли, над бровью
Нежной грустью проросли...
Приземлись! Блины коровьи:
Стадо осенью пасли!
Я печь топлю и мою пол,
Копаю снеги до клозета…
Пусть не кричат, беспечна, мол,
Судьба у-дачного поэта!
И не твоё, и не моё
Подавно
В колодце лето
Спит на самом дне.
Ты высыпаешь яблоки
И плавно
Идёшь по саду
Дымному ко мне.
Идёшь, идёшь, пустым
Дразня подолом,
И разум – нет! –
Кричит на это вдруг,
Смущён прощальным
Дансинг-произволом
Стрижей, простор
Кромсающих вокруг.
Морщинка, что ли,
Врезалась в межбровье?
Молчи – иль нет,
Скажи: «Не глубока…»
Исходят падалицы
Мёртвой кровью:
До черноты
Изранены бока.
И ветви рук
Обуглены по плечи…
Не трепещи:
Клянусь, не обману.
Скажи: «Люблю!» –
И помнишь давний вечер,
Костёр и дым,
Окутавший луну.
Мы вожделенным
Взлётом в поднебесье
Искупим эту
Яблочную смерть…
Скажи: «Люблю!» –
И снова будем вместе,
Ты, я и сад,
Без памяти гореть!
И тогда без всякой грусти мы закончим этот день. Шейх Нефзави, "Сад благоуханный"
Выходила в сад
В одном
Купальнике,
Рыла грядки
Скошенным
Совком,
Вовсе не косясь
В окно
Охальника
Ни одним,
Ей-боженьки,
Глазком.
Рогом Он
Крутил
На подоконнике
Радио.
Неслученным
Бычком
От наклоников
Упал
В поклонники,
Почти рядом
С розовым
Бочком.
Возникало
Солнышком
Над садом
С музыкой
Несуетной
В ладу.
Кончилось
Отнюдь
Не взглядом, –
БлагоУханьем
Любви
В саду!
Bel canto – прекрасное пение
Осень. Желтеющий лист на тропинке
Пробует прыгать, как слётыш-птенец.
Но отчего созываю поминки,
Будто всему, а не лету конец?
Яблоня сникла сироткой несчастной,
Жалко сжимая запястья ветвей,
Не оттого ли, что поздний свой красный
Плод на ладони узнала моей?
Сморщено яблоко. Только не плачем:
Нет! Пригляделся – смеётся оно!
Не оттого ли, что дух не утрачен,
В розовой плоти играет зерно?
Сладостно грезить о саде весеннем,
Жизни грядущей бельканто ловлю.
Не оттого ли мечту воскресенья
Воспринимаю, лелею, люблю?
